Восток - Запад - это...

- форма взаимоопределения культурных, социальных, философских, духовно-психологических систем; связь-противопоставление двух поляризованных типов человеческой деятельности и мышления. Оппозиция В. и 3. может рассматриваться в качестве символического выражения макросистемы человеческого сообщества, представленной через связь противополагаемых мироотношений. Бинарная оппозиционность В. и 3. осуществляется по-разному на философском (мистицизм - рационализм), экономическом (аграрное - индустриальное), социальном (коллективизм - индивидуализм), поведенческом (созерцательность - активизм) уровнях. Она может быть развернута в теоретико-идеологическую концепцию и может быть "сжата" до простого стереотипа, в котором связь В. и 3. дана как их противопоставление ("Восток - это не Запад" и т. п.). Оперирование этим стереотипом в обыденной практике предполагает его принятие без специальных обоснований (что естественно для повседневного сознания и поведения). Нередко, однако, он именно в таком качестве используется и в идеологической, и в научной, и в философской дискуссии. Оппозиция В. и 3. в этом смысле может служить примером силы стереотипа, его власти над человеческим мышлением. Достаточно широко известны строки Р. Киплинга: "Запад есть Запад, Восток - Восток, пути их не совпадут..." Эти строки, начальные в "Балладе о Востоке и Западе", часто используются весьма образованными людьми не только для иллюстрации, но и для аргументации противопоставления В. и 3. И, как правило, эти строки преподносятся либо в качестве аксиомы, либо в качестве законченного вывода. А во второй строке сказано: "Пока над небом и над землей не начат Господен суд". В третьей и четвертой строчках формулируется основная идея баллады, и этой же формулой, как выводом, баллада и завершается: Но нет Востока, и Запада нет, нет границ у племен земли, Когда сильный и сильный лицом к лицу стоят, хоть откуда пришли. Один из главных смыслов баллады Киплинга - в том, что поединок, начатый по закону войны (противостояния), может перерастать этот закон и порождать ситуацию взаимопризнания и взаимопонимания. Но стереотип, оформленный первой фразой баллады, как раз противостоит ее главному смыслу, словесная схема отрывается от истории, которой она принадлежит, и в своем обособленном виде по сути эту историю перечеркивает... Т. о., проблема "" во многом оказывается проблемой преодоления стереотипа в трактовке взаимосвязи В. и 3. В последние десятилетия много писалось и говорилось о диалоге В. и 3. Однако диалог этот толкуется, как правило, на основе описанного стереотипа; он и сводится обычно к простейшим формам компромисса между принципиально различными социальными силами или культурными системами. Поэтому проблематизация стереотипа "В. - З." - это проблематизация и соответствующей формы диалога, которая не существует вне взаимодействия конкретных систем, их внутренней и внешней истории, развития их взаимоотношений. В этом плане собственно философский подход к форме "В. - З." - это, по существу, отход от стереотипного ее понимания, это - ход размышления о В. и 3., максимально конкретизирующий соответствующие понятия, проясняющий проблемы и обстоятельства, порождающие эту форму, поддерживающие ее (в т. ч. - и стереотипное) бытование, выясняющий ее перспективы в современной практике, в духовном развитии человеческого сообщества. Географическое оформление проблемы В. и 3. фиксируется еще в античности, когда греки противопоставляли себя Востоку, под которым гл. обр. подразумевалась Персия, а также находившиеся рядом с ней страны и территории. В дальнейшем намеченные понятия В. и 3. меняют содержание и объем, заметно смещаются в зависимости от контекста употребления - политика, религия, философия, а также и от "центра", по отношению к которому 3. и В. определяются. Так, в рамках христианства размежевание между В. и 3., это - раздел сфер влияния между православной и католической церквями, соответственно - между странами, принявшими эти формы религиозности (хотя, вместе с тем, крещение Руси может расцениваться как акт присоединения ее к европейской традиции, следовательно - к 3.). Когда в геополитических спорах Россия рассматривается как центральная проблема, В. и 3. "располагаются" по разные стороны от нее, отсюда - доктрины (типа евразийской), определяющие Россию как пространство, соединяющее и примиряющее В. и 3. В политической жизни XX столетия 3. и В. достаточно явно отождествлялись с противостоящими политическими блоками, центрами которых были США и СССР. Социальный мир оказывался биполярным, существование "третьего" мира сути дела не меняло, поскольку он не был нейтральным в этом противостоянии. С распадом СССР исчезла (или заметно ослабла) основная оппозиция: выявились возможности определения нескольких региональных и политических центров. В этой ситуации еще более заметными стали различия между "разными" В. (средиземноморским, центральноазиатским и тихоокеанским) и, соответственно, между разными 3. (центральноевропейским, западноевропейским, атлантическим). "Изменение географии Запада и Востока" подчеркнуло зависимость проблемы 3. и В. от истории, конкретизировало эти понятия в характеристиках не физического, а социального пространства. Итак, двухтысячелетняя история взаимоопределений 3. и В. складывалась из различных - политических, экономических, культурных - взаимодействий, фиксировавших и сдвигавших пространство В. и 3., смещавших их взаимоотражения, акцентировавших мотивы противостояния или взаимообогащения. Стереотипные противопоставления В. и 3. по "линиям": духовность - практицизм, космоцентризм - антропоцентризм, мистицизм - рационализм, монизм - дуализм, - в значительной мере проявились в ходе торговой, политической (в т. ч. - и военной), культурной экспансии европейских стран на азиатские территории. Указанные оппозиции естественным образом обозначились в результате длительных попыток развитых европейских держав установить свой порядок на колонизируемых территориях, соответственно - свой режим организации общественной жизни, а через него - и свой образ взаимоотношений, мышления и т. д. В этом смысле противостояние Востока Западу - реакция на распространение европейского влияния в азиатских регионах; т. о., акцент на противостоянии и обусловленное им понимание специфики В., его скрытости, "сокровенности", "тонкости", "неподатливости", "лукавости", есть следствие европейского воздействия, есть фиксация ответа на это воздействие. И эта фиксация может быть осмыслена не только как характеристика В., но и как косвенная характеристика западного типа, представленная через его отражение в реакциях других типов социальности и культуры. Иными словами, определенный тип деятельности, выдаваемый за универсальный, сталкиваясь с разнообразными противодействиями со стороны др. типов, на которые он распространяет свое влияние, обретает дополнительные характеристики, конкретизируется, но конкретизируется опять-таки в отношении к ситуации, к положению дел, созданным его экспансией в др. социальные и культурные пространства. Отсюда можно сделать вывод о том, что проблема "В. - З." - это проблема, имеющая европейское происхождение, что формулировка связи "В. - З." как одной из главных культурологических оппозиций - формулировка, утверждаемая "западной" культурной традицией, что "востокоцентризм" есть ответ на тот социально-исторический и культурный вызов, который определился в установках "европоцентризма" на распространение во всем человеческом сообществе. Критика "европоцентризма" (и соответствующее изменение трактовок оппозиции "В. - 3.") также в основном связана с кризисными событиями, потрясшими европейскую цивилизацию в XX столетии, определившими поиск новых социальных, экономических и культурных ресурсов ее дальнейшей эволюции. В рамках этой, достаточно широкой исторической тенденции формировался и подлинный культурный, научный, философский интерес европейцев к "восточной мудрости", к восточным образам жизни и мысли. Эпоха Просвещения была отмечена оживлением внимания к восточным темам (Монтескье, Дидро). Санскритская литература оставила несомненный след в размышлениях таких философов, как Шеллинг, Фихте, Гегель, Шопенгауэр. Обнаруживались общие для восточной и западной философии мотивы, темы, постановки вопросов. Именно на уровне сопоставления классических образцов проявлялось сходство в осмыслении ключевых проблем бытия и мышления, общества и человека, утрачивало свою прямолинейность противопоставление восточного мистицизма и западного рационализма, соответственно, - коллективизма и индивидуализма, созерцательности и активизма. Философия уже в XIX в. преодолела рамки простых противопоставлений, которых стереотип "В. - З." держится до сих пор. Европоцентристские и востокоцентристские установки остаются в силе. Они, с одной стороны, препятствуют плодотворному взаимодействию, с другой стороны, не ограничивают использование "чужого" в качестве средства для достижения собственных целей (в случае востокоцентризма - для модернизаторских, в случае европоцентризма - для ресурсной и культурной стабилизации). Появление новых независимых государств в результате распада системы колониализма обострило и несколько изменило проблему "В. - 3.". Обозначились противоположные тенденции: первая связана с пониманием ограниченности "центристских" установок, вторая сопряжена как раз с усилением различного рода "центристских" настроений, выражающих стремление молодых государств к самоутверждению, приданию их культурам мирового статуса. Первая тенденция стимулировала развитие компаративистских исследований (распространившихся в США, Германии, Индии, Франции). Их суть - сравнительное изучение культур В. и 3., ориентированное на установление общих форм; такие формы выявлялись на уровне языка, литературных сюжетов, архитектурных мотивов, мыслительных схем, обнаруживаемых в разных традициях, на разных исторических этапах. Выявляя сходства и различия, компаративистика как бы подразумевала возможность "единой" - не западной и не восточной - "всемирной литературы", "вселенской" философии и культуры, примиряющих в себе противоположные тенденции, не утрачивающих "ни одного элемента" из общечеловеческого наследия. Это была во многом искусственная попытка синтезировать то, что в реальности противопоставлялось, враждовало, не допускало компромиссов. Тем не менее, появление и развитие такого рода исследований выражало тенденции новейшей истории, растущее понимание необходимости со-бытия различных социальных и культурных систем. Однако проблема общности различных культур таким путем решена быть не могла, поскольку сравнения указывали на формальную общность, абстрагированную от содержания реальных взаимодействий. Более того, сравнительные методики оставались под подозрением, поскольку сравнительные изучения национальных стереотипов, - например, по американским методикам, - не снимали вопрос о том, насколько они - эти методики - являются нейтральными (т. е. не оказываются ли они скрытой формой реализации "американоцентризма" или "европоцентризма"). Возрождение "центристских" идей уже после того, как была вполне осознана ограниченность традиционного противопоставления В. и 3., свидетельствовало о появлении новых социальных сил и о мобилизации ими всех культурных ресурсов, идущих на пользу самоутверждению. Эти силы оказывались между В. и 3. как социально-политическими системами, они фактически утверждались как "третий" мир, но не могли мириться со своей "третьесортностью", поэтому использовали и традиционные противовесы и выдвигали сравнительно новые идеи: негритюд, африканская исключительность, арабское единство и т. д. Проблема В. - 3. оказалась гораздо шире традиционной связи-противопоставления В. и 3.; ее решение находилось как за пределами простого противопоставления, так и за границами компаративистски (структуралистски, глобалистски) устанавливаемого единства. Обратимся еще раз к известной балладе Р. Киплинга: Но нет Востока, и Запада нет, нет границ у племен земли, Когда сильный и сильный лицом к лицу стоят, хоть откуда пришли. Проблема может быть понята так: если взаимодействие сил неизбежно, то переход от конфликта к мирному со-бытию возможен только через взаимопризнание сторонами особенностей друг друга. Общность оказывается тогда не столько идеей, сколько реальным (бытийным, онтологическим) процессом, в котором стороны признают особенности друг друга, соответственно, корректируют свои собственные установки и притязания, вырабатывают общие модели, правила, нормы, кодексы взаимодействия. В этом смысле, действительно, "нет Востока, и Запада нет", т. к. и В., и 3., и любая иная социальная или культурная система, взаимодействующая с др. в сохранении и формировании человеческой общности, обретает право на признание ее специфичности; признание специфики такой системы становится общим правилом, общим местом достижения взаимопонимания в современном человеческом сообществе. В конце XX столетия общность бытия разных регионов, стран и культур более не означает подчиненности их одним и тем же социальным, политическим или культурным стандартам. Общность современного человеческого мира формируется теперь из сочетания различных региональных, экономических, политических, этнокультурных объединений. Форма этой общности вырабатывается в ходе диалога или полилога между ними. Для этой формы оказываются неприемлемыми противопоставления типа В. - 3., Азия - Европа. Как раз благодаря этой форме удается обнаружить, что в современном социальном мире сейчас нет единого измерения, с помощью которого можно было бы сопоставлять и противопоставлять разные общества и культуры. Нет единого В., и нет единого 3., поскольку они распадаются на несколько экономических и культурных центров и соответствующих периферий. Стереотип "В. - З." утрачивает свое прежнее культурно-философское значение, поскольку перестает быть общим культурным ориентиром и принципом объяснения социальных взаимодействий. Утрата им этого положения связана прежде всего с тем, что все более весомыми становятся оппозиции: "Север - Юг", "Европа - Африка", "Япония - Азия", "США - Латинская Америка" и т. д. Современный социальный мир предстает полицентрическим образованием, в котором непродуктивны и линейные (одномерные) описания взаимодействий и характеристики, основанные на простых ("двузначных") противопоставлениях. История связи-противопоставления В. и 3. интересна и поучительна во многих отношениях. Она показывает, как появляются, развиваются и меняются человеческие стереотипы, как они приобретают значение "квазиестественных" форм (установок) мышления и поведения, как в силу изменений хода реальной истории они возвращаются в контекст социальных взаимодействий, обнаруживают свою "частичность", относительность и, вместе с тем, свою бытийную "глубину". "Зацикливание" обыденного и научного мышления на этом стереотипе, а затем постепенное "расколдовывание" его является важной предпосылкой формирования современных представлений о связи общей логики взаимодействий и выявления особенности, специфичности, уникальности человеческих обществ, культур и субъектов. (См. "Герменевтика", "Со...", "Стереотипы", "Этноцентризм".) В. Е. Кемеров, Н. П. Коновалова