Власть - это...

(power, Macht, pouvoir). Понятие В. восходит к греческому dynamis и к латинскому potentia, тем самым указывая на потенциальный характер данного феномена. В. есть прежде всего возможность, потенциал, можествование, а не нечто ставшее и неизменное. Именно на этом обстоятельстве заостряет внимание современная политическая философия. Так, Арендт определяет В. как "то, что приводит к наличию и удерживает в наличии сферу общественного", что "обеспечивает наличие потенциального пространства явлений между действующими и говорящими". Эта дефиниция заострена против классического определения Вебер (В. есть "всякая возможность проводить свою волю в рамках некоторого социального отношения, в том числе вопреки сопротивлению"). Веберовское понятие В. базируется на модели целеинструментального действия: поведение отдельных индивидов и групп состоит в преследовании определенных целей, для осуществления которых они избирают соответствующие средства. В. (Macht) есть распоряжение средствами, необходимыми для навязывания собственной воли другим. Это инструментальное отношение Арендт определяет как насилие (Gewalt). Насилие по своей природе инструментально; как всякое средство, оно нуждается в цели; но то, что нуждается для своего оправдания в другом, принадлежит предметам функционального, а не эссенциального рода. В отличие от насилия В. есть цель в себе. Структура власти предшествует всяким возможным целям. Она имеет принципиально неинструментальную природу, принадлежа условиям человеческой совместности как таковой (das menschliche Zusammen selbst). Арендтовское понятие В. исходит из модели коммуникативного действия. В., согласно Арендт, соответствует "человеческой способности не только что-либо делать или как-либо действовать, но объединяться с другими и действовать в согласии с ними". Отдельный субъект никогда не обладает властью. В. всегда имеет место в группе и существует лишь до тех пор, пока существует группа. Это неинструменталистский, ориентированный на взаимопонимание подход оказал значительное влияние на "теорию коммуникативного действия" Хабермаса. Согласно Арендт, В. не нуждается в оправдании, ибо внутренне присуща человеческим сообществам как таковым, но нуждается в легитимации. Легитимация В. опирается на цели, ставимые той или иной группой, и на средства, используемых для реализации этих целей. Легитимация вытекает из истока власти, удерживающего определенную группу как целое. Если притязание на В. легитимируется отсылкой к прошлому, то оправдание используемых для осуществления власти средств происходит через апелляцию к цели, лежащей в будущем. Поэтому насилие может быть оправдано, но не может быть легитимировано. Обычное отождествление В. и насилия происходит, по Арендт, оттого, что регулируемое государством человеческое общежитие интерпретируют как господство. Господство всегда основано на насилии (например, завоевание или оккупационные власти). Чистое, открыто практикуемое насилие занимает место власти там, где В. потеряна. Хотя насилие проистекает не только из бессилия, утрата В. - один из важнейших источников насилия. Насилие не просто выражает утрату власти, оно уничтожает В. даже тогда, когда с его помощью хотят удержать В. Такие надежды, однако, иллюзорны, ибо насилие не в состоянии произвести В. Проблема В. проходит "красной нитью" через мышлениеФуко. В., согласно Фуко, не есть В. правительства или какого-либо аппарата, гарантирующего порядок в государстве. В. не есть и тип подчинения, отличный от насилия. В. не есть, наконец, и система господства, удерживаемого одной группой по отношению к другой и обусловливающего поляризацию общества на два лагеря. В. есть скорее многообразие отношений сил, заполняющих и организующих определенную сферу, игра, в ходе которой сталкивающиеся друг с другом тенденции усиливают, изменяют, переворачивают силовые соотношения. Условие возможности В. заключено не в изначальном существовании некоего средоточия (таких как государственное насилие или государственный суверенитет), от которого были бы производны низшие формы В., а в "вибрирующем цоколе соотношений сил", постоянно порождающих ситуации В. и всегда носящих нестабильный и локальный характер. В. вездесуща не потому, что наделена привилегией все собирать в единство, а потому, что она производится в любой момент и в любом месте. Она поэтому не воплощена в некотором центральном институте и не является "властностью властвующего", а представляет собой поле возможностей, создаваемое спонтанными соотношениями сил. В. несводима к репрессии. Если В. ограничивается только функцией подавления, т.е. используется как чисто негативная В., она становится чрезвычайно хрупкой. В. сильна там, где производит положительные эффекты на уровне влечения. Это относится и к уровню знания. В. не препятствует знанию, а производит его. Знание не освобождает от В. (над нашей душой, нашим телом, нашим полом); производство знания само есть составная часть распространения и осуществления В., а значит - подчинение индивидов той В., которую они сами породили. В. не есть нечто, что можно захватить и делить, отнять и удержать, ибо она осуществляется в бесчисленных точках, в игре неравных и подвижных отношений. Отношения В. не рядоположены другим (экономическим, познавательным, половым) отношениям, а имманентны им. Властные отношения, таким образом, не следует связывать с отношениями насилия; они принадлежат не столько общественной надстройке, сколько базису общества, они есть везде, где есть воздействующие друг на друга различные силы. В этом смысле В. не спускается "сверху", а приходит "снизу". Отношения В. носят одновременно и интенциональный, и несубъективный характер. С одной стороны, не существует В., которая бы не развертывалась в качестве ряда намерений и целеполаганий; с другой стороны, В. далеко не является результатом выбора или решения индивидуального субъекта. Поэтому поиски "генерального штаба", несущего ответственность за рациональность В., лишены смысла. Ни правящие касты, ни общественные группы, контролирующие государственный аппарат, ни хозяйственные структуры, принимающие важнейшие экономические решения, не обладают полной властью, не имеют в своем распоряжении всю функциональную сеть общества. Не случайно специальным объектом исследования Фуко стала история возникновения позитивной В. над телом и духом, сложившейся в течение последних трех столетий, а также того, с какими специфическими техниками она связана (этот тип власти Фуко называет "био-властью"). В центре концепции В., развиваемой Лефортом, находится критика теории В. у Маркса и тоталитарной практики, связанной с марксизмом. Лефорт ставит под вопрос притязание коммунистической идеологии на обладание привилегированным знанием закономерного хода истории и вытекающую отсюда утопию самопрозрачного общества как свободного от конфликтов гомогенного сообщества, которое, в случае необходимости, может утверждать себя и с помощью (революционного) насилия. В противовес западноевропейским левым, опирающимся на марксистско-ленинскую концепцию демократической В., Лефорт понимает и демократию, и тоталитаризм как следствие одного и того же процесса - секуляризации оснований легитимации отправления В. в современную эпоху. Институциональные формы демократического отправления В., возникшие в современности, следует рассматривать не как окончательные и само собой разумеющиеся, а как особые формы В. Лефортовская концепция демократии разворачивается в поле напряжения между символической репрезентацией В. в принципиально не свободном от конфликтов обществе и конкретным институциональным воплощением этих репрезентаций. В этом поле формируется "самоправление" общества; основанный на таком самоправлении общественный процесс необходимо понимать как открытый, не обусловленный никаким превращенным в практическое насилие знанием. Исследование функций, выполняемых той или иной властной инстанцией, а также внутренней логики действий соответствующей группы людей, Лефорт проводит в два этапа. Он анализирует, во-первых, позицию социального пространства, возникающего в процессе осуществления В., во-вторых - комбинацию суверенитета между самоутверждением и самопленением. Никто не "посажен" на место В. с несомненной достоверностью, перед каждым, кто его занимает, постоянно стоит вопрос об удостоверении этого факта. Он всякий раз вынужден делать это заново, и всякий раз неокончательно. Опасность утраты В. коренится в ложном убеждении в обладании ею как окончательным фактом. Не существует В., которая не была бы остентативной (демонстративной). Сущностным признаком В. и ее отправления всегда является собственный лексикон, пафос престижа, апелляция к легендарному прошлому, самоинсценирование в эмблемах, особых формах обихода и церемониях. Эти элементы нельзя объяснить инструментально-прагматически. Броское великолепие демонстрирующих В. акций показывает зазор между власть предержащими и подчиненными, без которого В. казалась бы шаткой и тем, и другим. Лишенная демонстративной роскоши В. не вызывает послушания. Дороговизна символических мероприятий В. свидетельствует отнюдь не об упоении ею, а о страхе ее потерять. Вместе с тем знаки, сопровождающие правящих, определяют отношение последних к действительности, превращая их в пленников тех представлений, которые имеют о них другие. Фолькер Кайза (Эрфурт) . М.,1989; В.Russel. Power. L.,1938; В. de Jouvenel. Du pouvoir: histoire naturelle de sa croissance. Genf, 1947; K.Mannheim. Freedom, Power and Democratic Planning. L., 1965; H.Arendt.Macht und Gewalt. Munchen, 1971.