Poptи (rorty) Ричард - это...

(р. 1931) - амер. философ. С 1982 - проф. гуманитарных наук ун-та Вирджинии. Философия Р. сочетает в себе идеи американского прагматизма и неопрагматизма с постницшеанской традицией европейской философии и историцизмом. Характеризуя свою концепцию как метафилософскую, Р. настаивает на отказе от эпистемологии и метафизики. Он не считает оправданным трактовать процесс познания как серию более или менее удачных попыток адекватно представить (репрезентировать) действительность с целью максимального приближения к сущности, глубинной природе вещей. Задача обнаружения истины заменяется установкой на выработку описаний действительности, которые были бы как можно более полезны в рамках той или иной специфической ситуации. Обращение к критерию полезности вытесняет процедуры апелляции к абсолютам, лишает универсалии привилегированного статуса. Всеобщее не может составлять предмет философии, полагает Р., ибо ничто не существует вне времени. Ничему не дано быть вечным и неизменным, свободным от детерминированности конкретным историческим контекстом и застрахованным от воздействия случайностей. Специфически человеческим инструментом, о степени полезности которого, согласно Р., имеет смысл ставить вопрос, является язык. При этом Р. подчеркивает отличие своего подхода от раннего варианта аналитической философии, где языку отводилось место, некогда принадлежавшее сознанию, и где оппозиции между субъектом и объектом, явлением и реальностью, условным и безусловным, относительным и абсолютным подвергались "лингвистифицированию". В контексте развиваемого Р. аналитического неопрагматизма язык - это орудие, с помощью которого человеку удается более или менее эффективно действовать в окружающем мире. В связи с постоянно меняющимися обстоятельствами оперирующий языком человек подвергает свой инструмент периодической трансформации. Тот факт, что конкретный тип языка является продуктом времени и случая, обусловливает поливариантность одновременно циркулирующих в обществе дискурсов. Соответственно немаловажной оказывается задача обеспечения коммуникации между носителями разных языков. Определенную интерпретационную функцию Р. закрепляет и непосредственно за философией. В освобождении философии от метафизической проблематики Р. не усматривает признака "смерти" или "конца" философии. Ибо у философии, полагает он, отсутствует проблемное ядро, утрата которого угрожала бы ее существованию. Философию оберегает от "смерти" тот факт, что она не обладает внутренней целостностью. Философские концепции слишком разнолики, чтобы можно было подорвать какое-то общее для них фундаментальное основание. По этой же причине неправомерно производить с так называемой "нейтральной полосы" (некой гипотетической разделяемой всеми системе предпосылок) оценку философских концепций как в большей или меньшей степени близких к истине. Каждая концепция есть скорее своего рода набор инструментов, средств, в той или иной мере полезных для решения конкретных проблем. Философские учения, у которых, по Р., нет долговременных будущих перспектив, он сравнивает с лестницами, которые позволяли произвести определенный тип работ, но со временем отставлялись в сторону за ненадобностью, как не соответствующие новому кругу возникших проблем. Лишая философию метафизической устремленности, Р. низводит ее с пьедестала гаранта знания, возвышающегося над специальными научными дисциплинами. Философия перестает рассматриваться в качестве обладательницы априорного знания, занимающей привилегированное место в культуре. Указывая на все более отчетливо выраженный отказ от теории в пользу повествования, Р. склонен считать философа представителем одной из литературных традиций. Наиболее принципиальным и не поддающимся синтезу является, согласно Р., различие между двумя типами философствования - приватным по направленности, имеющим дело с вопросами индивидуальной автономии, самосовершенствования личности, с одной стороны, и общественно-ориентированным, нацеленным на построение более справедливого общества - с другой. Он полагает недопустимым считать одно из двух направлений в качестве приоритетного и подчиняющего себе другое. В его собственной концепции оба этих компонента присутствуют в качестве комплементарных. Р. придает большое значение индивидуальному становлению при условии, что инициирует и реализует этот процесс сама личность согласно собственному проекту, независимо от внешних авторитетов. Однако он подчеркивает, что стремление к совершенствованию не должно распространяться за пределы приватного пространства, тем самым ущемляя аналогичные права других. Применительно к социально ориентированному философствованию Р. считает существенной чуткость к боли, унижению, которые переживают окружающие. Общественная солидарность возрастает по мере того, как люди обретают способность к состраданию все более широкому кругу сограждан. Свободу Р. определяет как признание случайности. При этом под случайностью подразумевается ограниченность (предельность) пространства влияния и срока существования отдельного социального явления, а также его обусловленность конкретным историческим контекстом. Акцентируя случайный характер социальной действительности, Р. придает большое значение установке на изменение положения дел к лучшему. Именно с относительной предпочтительностью возможного будущего по сравнению с настоящим связан интерес Р. к процессам трансформации, исторической реконтекстуализации. При этом он выступает за изменения нерадикального типа - именно такие изменения согласуются с принципами демократического общества. Связывая свою философию с "надеждой", а не с "познанием", Р. сознательно придает собственной мысли оттенокромантизма и утопичности. Задачу осмысления эпистемологических трудностей, с которыми сталкивались философы со времен Платона и Аристотеля, Р. формулирует уже в 1967, выступая редактором кн. "Лингвистический поворот" (The Linguistic Turn). Более развернуто он представил свою позицию в монографии "Философия и зеркало природы". Знаменательно, что эта книга была воспринята в нефилософских кругах США со значительно большим интересом, чем среди коллег Р. Подобная реакция явилась следствием несоответствия между фактическим статусом аналитической философии и тем анализом, которому различные ее течения подверглись с его стороны. В этот период подход Р. особенно тесно был связан со взглядами У. Селларса и Куайна. Опираясь одновременно на критику картезианства у Витгенштейна, Хайдеггера и Дьюи, Р. настаивал на сближении аналитической философии с постницшеанской традицией континентальной философии на базе прагматизма как постметафизической методологии. Выбор им вектора "от эпистемологии к герменевтике" способствовал выходу за дисциплинарно-философские границы. Этот выход отчетливо обнаружился в таких работах как "Последствия прагматизма" (1982), "Случайность, ирония и солидарность" (1989), а также в двухтомном собрании эссе - Philosophical Papers (1991). Внимание Р. все более привлекает литература, существенно потеснившая в рамках современной культуры религию, науку и философию. Вместе с тем важное место в его размышлениях занимают проблемы либерального демократического общества. A.A. Сыродеева Еще один возможный мир // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991; Хабермас и Лиотар о постсовременности // Ступени. Философский журнал. СПб., 1994, № 2(9); Случайность, ирония и солидарность. М., 1996.; Философия и зеркало природы. М., 1996; Philosophy and the Mirror of Nature. Princeton, 1979; Consequences of Pragmatism. Minneapolis, 1982; Philosophical Papers. 2 v. (V.1: Objectivity, Relativism, and Truth; V. 2: Essays on Heidegger and Others). Cambridge, 1991. Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. М., 1997; A. Malachowski, J. Burrows (Eds.). Reading Rorty. Cambridge, Mass., 1990; K. Kolenda. Rorty&s Humanistic Pragmatism // Philosophy Democratized. Tampa, 1990; D.L. Hall. Richard Rorty. Prophet and Poet of the New Pragmatism. Albany, 1994; Rorty and Pragmatism. The Philosopher Responds to His Critics. H.J. Herman et al. (ed.) L., 1995.