Образ - это...

- форма отражения и освоения человеком объектов мира. В современной философии О. понимается не только как продукт сознания, но и как то, что формируется в социальности в виде знака, или даже, выходя за "границы поля" сознания в форме симулякр, становится силой, порождающей изменения и различия. Теоретическое осмысление О. восходит к античности, где терминологически он был представлен прежде всего именем "эйдос" (eidos, а также наряду с ним - idea, eikon, schema, morphe). Существенной особенностью эйдоса являлась его смысловая двоякость: с одной стороны, он подразумевал наружный вид, с другой - внетелесную и неизменную сущность. По Платону, О. не есть результат чувственного впечатления, он имеет свой источник внутри души как предзаданную сущность. Именно платонизмом была задана парадигма понимания О. как образца (прообраза) для подражания, которая была поддержана Плотином, а в дальнейшем христианством в средние века. Аристотель положил начало эмпирической традиции, придавая большую значимость ментальной образности. Он доказывал, что без О. мышление невозможно. О. в этом качестве оценивается Аристотелем высоко, ибо он подражает не сущему, а возможному, неся в себе не единичное, а всеобщее. В подражании (мимесисе) происходит преображение предмета в О., которое приводит не к искажению сущего, но к возвышению над ним и катарсису. Эпикурейцы верили в ментальные О. как копии внешнего мира, который воспринимается человеком благодаря выделению физическим объектом невидимых атомов. По Плотину, человек, познавая природу, не обманывается, но приближается к ее сокровенным прообразам. Он вводит понятие внутреннего "эйдоса", который не извне подражает вещам, но тождествен их глубинной сущности. О. ставится им выше рассудочного понятия, поскольку является не просто правильным способом познания единого, но прекрасным способом его цельного самобытия. В средние века О. обсуждался на фоне библейского положения о том, что Бог сотворил человека по своему О. и подобию (Быт., 1:26). Ориген положил начало различению О. Божьего как неотъемлемого, хотя и постоянно оскверняемого достояния, и подобия Божьего, утраченного человеком в состоянии греха и представленного ему в качестве идеала и цели его совершенствования. В новое время О. стал рассматриваться в перспективе активно познающего субъекта и связываться с деятельностью его воображения. При этом явно обозначились два противоположных полюса понимания О.: эмпирический и рационалистический. Своей кульминации эмпиризм достигает в философии Д. Юма, определяющего идеи как результат чувственных впечатлений, копии, схваченные умом, которые остаются после того, как прекратятся впечатления. Согласно этому подходу, О. - это не только икона, но отпечаток, вызываемый оригинальным объектом. Рационалист Р. Декарт сосредотачивается на том, что происходит в теле, когда душа мыслит, и показывает, какие связи существуют между О. как телесными реалиями и механизмами их порождения. Б. Спиноза под О. понимает человеческую мысль и отличает ее от идеи, но в то же время О. есть идея и фрагмент бесконечного мира, которым является совокупность идей. В. Лейбниц интеллектуализирует О., сближая его с мыслью. По И. Канту, О. есть объект воображения без присутствия предмета. О. может быть либо продукцией (творчество), либо репродукцией (воспоминание) имевшегося ранее созерцания. Поскольку синтез воображения имеет в виду не единичное созерцание, как полагает Кант, а только единство в определении чувственности, то О. следует отличать от схемы. О. всегда нагляден. Схема же есть скорее общий способ, каким воображение доставляет понятию О В основе схем лежит время, ибо временной ряд равно присущ как созерцаниям, так и понятиям. По Фрейду, источником О. является "исполнение желания", корректив к неудовлетворяющей действительности, находящей выражение в снах, грезах и фантазиях. В сновидениях все значения должны выражаться в О. Во сне слова и речь в целом не занимают привилегированного положения по отношению к абстрактным мыслям, ибо представлены как означающие элементы, а не как носители смыслов, присущих им в обычном языке. Логические связи между сновидными мыслями устраняются или замещаются особыми способами выражения. Все происходящие смещения направлены в сторону образных подмен (сдвиг понятия "аристократ" на "занимающий высокое место" может быть представлен высокой башней). Этот принцип работы сновидения обусловлен динамикой регрессии, под которой Фрейд понимал особый механизм возвращения к более раннему состоянию или О., воспринятому из детства. Преодолевая психологизм в трактовке О., феноменология Э. Гуссерля рассматривает его через призму интенциональности сознания, т. е. направленности его на предмет, конституируемый при этом как целостность, в которой выделяются как ряд онтологических слоев предмета, так и набор чувственно воспринимаемых его признаков. Поскольку О. есть всегда О. чего-то, феноменологии удастся восстановить в правах его объективный статус и осуществить возвращение к вещам. О., становясь интенциональной структурой, переходит с уровня инертного содержания сознания на уровень сознания единого и синтетически соотнесенного с объектом. И поэтому О. какого-либо объекта - это не смутное представление, а сознательно организованная форма специфического отношения, один из возможных способов иметь в виду его реальноебытие. Ж. П. Сартр отмечает, что если О. есть лишь имя для определенного способа, которым сознание имеет в виду свой объект, то ничто не мешает сближать материальные образы (картины, рисунки, фотографии) с образами психическими. Если ментальный О. сам был бы фотографией, то для ее понимания потребовался бы другой О., т. е., практически - это был бы отсыл в бесконечность. Если же О. становится неким способом интенционального одухотворения содержания, то вполне возможно схватывание картины как О. уподобить интенциональному восприятию психического содержания. При этом О. и перцепция различимы. Ж. Пиаже дал семиотическую интерпретацию ментального О. В своей генетической эпистемологии он характеризует ментальную образность как интериоризованную имитацию и трансформацию реальности. Он описывает процесс внутренней имитации как аспект общей семиотической функции, способность представлять что-нибудь знаком: ментальный О. есть означающее, которое представляет внешнее означаемое. Пиаже отрицает наивную теорию картины ментального О. как разновидности следа, происходящего от пассивного восприятия объективно данной реальности. Внутренний О. у Пиаже становится семиотическим инструментом для того, чтобы вызывать и мыслить то, что воспринималось. Внутренний О. у него базируется на знаковой модели. В 1922 г. Л. Витгенштейн развивал теорию картинного значения и картинного мышления. В "Трактате" он замечает, что мы создаем себе картины фактов, которые есть модели реальности, а логическая картина фактов есть мысль. Здесь картина отсылает не к визуальному ментальному О. или натуралистической репрезентации, но скорее к абстрактному логическому отношению карты. "Картины" у Витгенштейна есть ментальное представление, чья внутренняя структура изоморфна фактам мира. Предложение показывает свой смысл, т. е. мы читаем с его внешней структуры внешние структуры фактов. В поздний период своего философствования Витгенштейн предлагал иную интерпретацию значения, основанную на прагматических условиях языкового употребления. Он больше не ссылался на онтологические факты, которые вычерчивались средствами логических картин. Вместо того, чтобы считать реальность онтологически данной, он показал, что мир всегда есть результат лингвистических интерпретаций. С этих пор онтологические факты интерпретировались как проекты первично данных лингвистических структур, посредством которых мы говорим о мире. В семиотике существует тенденция связывать О. с языком, или же обнаруживать его знаковую автономность, а порой даже вообще отказываться от данного понятия. Зависимость картин от языка постулировалась либо в силу роли вербальных комментариев, которые сопровождают картины, либо в силу необходимости обращения за помощью к языку в процессе анализа (Р. Барт). Сторонники семиотической автономии картин также отмечают важность вербального компонента, но считают, что это не доказывает семиотический приоритет вербального сообщения над визуальным. Ставя вопрос о довербальном уровне визуального восприятия и анализа, они обращаются к гештальтпсихологии, согласно которой гештальт-0. есть целостная перцептивная структура. Гештальт при этом интерпретируется как знак, ибо он всегда представляет что-нибудь по ту сторону его собственного индивидуального существования. Т. Митчел предлагает типологию О., которая различает пять следующих классов: 1) графические (картины, статуи), 2) оптические (зеркальные, проективные), 3) перцептивные (чувственные данные), 4) ментальные (сны, воспоминания, идеи, фантазии) и 5) вербальные (метафоры, описания). По Ж. Лакану, чтобы ребенок включился в социально-культурные отношения и у него могла развиться речь, необходимо формирование у него своего тела, которое начинается приблизительно в возрасте 6 месяцев на т. н. стадии зеркала. Узнавая себя в зеркале, еще до овладения речью, ребенок воображает себе О. того, кем он станет, когда вырастет, т. е. О. взрослого, который умеет говорить подобно держащему его перед зеркалом. Лакан подчеркивает, что стадию зеркала надо понимать как идентификацию в полном смысле, а именно, как преобразование, произведенное в субъекте тогда, когда он принимает на себя О. Цельная форма тела, с помощью которой субъект забегает вперед действительного созревания, является в большей степени конструирующей, нежели конституируемой, но она представляется субъекту в виде застывшего во весь рост рельефа тела и перевернута в симметрии, в противоположность неугомонности движений, которыми субъект силится ее оживить. Т. о., мы имеем дело не просто с отражением некоего О. в зеркале, но с возвращенным от социального окружения его отражением. Иными словами, зеркало как бы не само отражает, но через него проявляется О. формируемого социальностью субъекта. В момент, когда завершается стадия зеркала, идентификация с О. себе подобного, закладывается начало диалектики, которая с этих пор соединяет Я с социально выработанными ситуациями. Неклассический способ философствования показывает, что копия может предшествовать оригиналу. Ж. Делез переосмысливает платоническое различиевещи и ее О., оригинала и копии, образца и подобия (симулякра). Он полагает, что цель платоновского метода разделения состоит не в том, чтобы разделить род на виды, но, гораздо глубже, - в том, чтобы установить родословную: различить подлинное и неподлинное, отделить истинного претендента от мнимого. При этом он опирается на миф, который выступает составной частью самого разделения. Миф со своей неизменной циркулярной структурой - это рассказ о некоем заложении основ. Именно он и позволяет выдвинуть образец, в соотнесении с которым можно будет оценивать любых претендентов, основание - это то, что первично обладает некоей вещью, но дает эту вещь на причащение другим, дает эту вещь претенденту: претендент будет вторичным обладателем этой вещи, если только он сумеет пройти испытание основанием. Так, Платон строит свое различение идеи и О., оригинала и копии, образца и симулякра. Копии - это вторичные обладатели идеи, законные претенденты, гарантированные сходством; симулякры - это как бы лжепретенденты, построенные на несходстве. Таков смысл, по Делезу, платонического разделения области изображения надвое: с одной стороны - истинные отображения: копии - эйконы; с другой стороны - призрачные подобия: симулякры - фантомы. Данное раздвоение обеспечивает торжество копий над симулякрами. Делез полагает, что данная концепция О. основана на т. зр. внешнего наблюдателя, порождавшего господство идеи тождества. Он предлагает различать в мире существование неких гетерогенных серий, под которыми понимает ряд тел, событий, не находящихся в причинно обусловленных отношениях. Между этими сериями может возникать внутренний резонанс, который индуцирует форсированное движение, выходящее за границы самих серий. Это порождает процесс производства знаков, который нарушает копийную концепцию О. Делез уподобляет этот процесс переряжению, когда за всякой маской оказывается еще и еще одна. С. А. Азаренко