Йехезкель - это...

ЙЕХЕЗКЕЛЬ (иврит. "да укрепит Господь!"; в русской традиции — Иезекииль) — в иудейской и христианской традициях — третий великий пророк Израиля (см. Йисраэль), живший на рубеже 7—6 вв. до н. э. и проповедовавший в Вавилонском плену; автор книги, названной его именем (Сэфер Йехезкель — Книга пророка Иезекииля). В Танахе Книга пророка Й. расположена в разделе Пророки в подразделе Поздние (Последние) Пророки вслед за Книгой пророка Йирмеяѓу (Иеремии; см. Йирмеяѓу), в христианской Библии — также вслед за Книгой пророка Йирмеяѓу в общем корпусе пророческих книг, завершающих Ветхий Завет.

Среди тех, кто был уведен в 597 до н. э. из Иудеи в Вавилонский плен, находился молодой священник, служивший в Иерусалимском Храме (см. Храм), — Й. В Иерусалиме (см. Йерушалаим) он слушал проповеди Йирмеяѓу и нес в душе его слова. Именно Й. предстояло стать третьим великим пророком Израиля, вдохнуть новые силы в души изгнанников. Его задача была во многом труднее, чем у предыдущих пророков: помочь отчаявшимся сберечь веру, предостеречь сомневающихся от соблазнов богатого языческого мира. Несомненно, пленники были потрясены великолепием и мощью Вавилона, блеском языческих храмов и статуй богов, подавляющим величием башен-зиккуратов. Несомненно и то, что не все "сидели и плакали на реках Вавилонских", как говорилось в Псалме 137/136-м (см. Хваления). Пленники не были рабами, как в Египте. Они работали на принудительных работах, но в остальное время жили свободно в отдельных кварталах, многие получали возможность обзавестись землей, заняться торговлей. Часть переселенцев стала врастать в новую культуру, часть же — лучшая, духовная часть — хранила верность Завету (см. Берит) и еще острее ощущала необходимость в нем.

Сберечь иудейскую общину, поддержать в людях надежду — этот каждодневный труд берет на себя Й. Он живет в поселке Тель-Авив в окрестностях Ниппура, и ежевечерне в его доме собираются люди, чтобы вместе помолиться и послушать удивительные притчи пророка и рассказы о явленных ему чудесных видениях. Эти молитвенные собрания заполняли тот пробел, который возник из-за невозможности совершать в диаспоре храмовое богослужение. Несомненно, Й. стал духовным отцом и практическим создателем того, что впоследствии назовут греческим словом синагога — "собрание" — и что на иврите именуется трояко: бет ѓа-кнесет ("дом собрания"), бет ѓа-тфила ("дом молитвы") и бет ѓа-мидраш ("дом учения"). Таким Домом, объединяющим жизнь общины верующих, стал дом Й. И если торжественное храмовое богослужение послужило прообразом сакрального церковного действа в христианской традиции, то синагогальные собрания стали прототипом воскресной проповеди и общения верующих (в такой же степени значимым этот прообраз оказался и для мусульманской мечети).

Время проповеди Й. — 593—571 до н. э. Его книга, выдержанная в едином стилистическом ключе и обнаруживающая беспримерное творческое воображение, четко распадается на две части: пророчества о наказании Израиля за нарушение Завета (гл. 1—24) и пророчества о его будущем возрождении (гл. 25—48). Вся история его народа представляется пророку непрерывным нарушением Завета: Израиль допустил в свое сердце идолов, поступив тем самым хуже язычников (ведь те не заключали Завета с Богом и потому не могут нарушить его своей неверностью). Несчастья, обрушившиеся на Израиль, — наказание за порочность и беззаконие. Божий суд справедлив и основан на оценке действий человека. Пророк Й. в еще большей степени заостряет мысль пророка Йирмеяѓу о личной ответственности каждого перед Богом: "...сын не понесет вины отца и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается" (Иез 18:20; здесь и далее — кроме особо оговоренных случаев, Синод. перевод). Но сумма прошлых добродетелей не может спасти, ибо Господу важен ежечасный труд нашей души. Поэтому покаявшийся искренне беззаконник, ступивший на стезю праведных дел, будет спасен. А согрешивший праведник погибнет. Но Господь не хочет смерти даже беззаконника: "Разве Я хочу смерти беззаконника? говорит Господь Бог. Не того ли, чтоб он обратился от путей своих и был жив?" (Иез 18:23). Таким образом, покаяние принесет спасение. Бог будет судить каждого "по путям его", подчеркивает пророк и призывает народ к покаянию: "Покайтесь и обратитесь от всех преступлений ваших, чтобы нечестие не было вам преткновением" (Иез 18:30).

Наказывая Свой народ, Господь не ставит цель уничтожить его, Он заинтересован в сохранении и возрождении Израиля: "Так говорит Господь Бог: хотя Я удалил их к народам и рассеял их по странам, но Я буду для них Святилищем малым в странах, куда пришли они. ...и созову Я вас из народов, и соберу Я вас из стран, в которых вы были рассеяны, и дам вам землю Израилеву" (Иез 11:16—17; перевод наш. — Г. С.; в Синодальном переводе Микдаш меат — "Святилище малое" — ошибочно переведено как "некоторое святилище", что искажает смысл; "Святилище Малое", вероятно, обозначает новую форму общения с Богом в диаспоре, когда нет Храма, т. е. синагогу). И даже если весь народ не преобразится (пророк понимал, как невероятно труден и долог этот путь), Господь Сам возьмется извлечь "каменное сердце" народа и заменить его новым: "И дам Я им сердце единое, и дух новый вложу Я в них; и извлеку Я из плоти их сердце каменное, и дам Я им сердце из плоти..." (Иез 11:19).

От усилий каждого зависит судьба народа, и пророк обращается к душе и сознанию каждого. Он не столько оратор, народный трибун, как Йешаяѓу и Йирмеяѓу, сколько собеседник, пастырь, врачующий своих больных овец. Таким Пастырем предстает в книге Й. и сам Господь: "Ибо так говорит Господь Бог: вот, Я Сам отыщу овец Моих и осмотрю их. ...Я буду пасти овец Моих и Я буду покоить их, говорит Господь Бог. Потерявшуюся отыщу и угнанную возвращу, и пораненную перевяжу, и больную укреплю..." (Иез 34:11; 15—16).

И еще одна особенность выделяет Книгу пророка Й. из других пророческих книг: ее кульминационные моменты представляют собой таинственные, необычные видения, через которые пророк, живший в предельном напряжении душевных сил, пытался выразить тайну Божественного Откровения. Так рождается особый жанр пророчеств-видений, наполненных таинственными аллегориями и эзотерическими символами и в то же время конкретно-чувственных и наглядных, почти кинематографичных, — жанр, который окажет огромное воздействие на апокалиптическую литературу, на средневековую христианскую литературу (жанр видений и мистерий), на европейскую литературу в целом (напр., на "Божественную комедию" Данте).

Одно из самых знаменитых видений Й. открывает его книгу (первая глава получила в еврейской традиции условное название Ма’асэ Меркава — "Деяние о Колеснице", а в европейской — "Видение Й."). Необычное видение явилось священнику Й., когда он находился на берегу реки Кевар (Ховар). Он был так потрясен увиденным, что долгое время не мог говорить и, вернувшись в поселок, вел себя странно: на кирпичах чертил план Иерусалима и возводил вокруг него земляной вал, стриг себе волосы и связывал руки, поедал отвратительный хлеб, замешенный на помете. Лишь через несколько дней он смог рассказать о том, что увидел. "И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня..." (Иез 1:4—5). Среди этого огня Й. явились четыре таинственных животных, каждое из которых имело четыре лица — человека, льва, тельца и орла, и четыре крыла, два из которых несли их тела, а два других, скрещиваясь над их головой, скрывали от взора нечто ослепительное, что они одновременно несли. "И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния" (Иез 1:14). А возле этих животных — перед лицом каждого из них — Й. увидел колеса с высокими и страшными ободьями, полными живых глаз. Колеса двигались вместе с животными во все стороны. Над головами животных пророк увидел "подобие свода, как вид изумительного кристалла" (Иез 1:22), над сводом — подобие престола "по виду как бы из камня сапфира" (Иез 1:26), а над подобием престола — сияющее радугой подобие человека. Именно оттуда раздавался "глас Глаголющего". "Такое было видение подобия Славы Господней" (Иез 2:1), — заключает пророк.

И до этого в текстах Танаха встречались подобные примеры призвания пророка в видении теофании. Но видение Й. отличается нагнетанием крайне экзотических и эзотерических, трудно расшифровываемых образов-символов (впоследствии в иудейской традиции они признавались столь таинственными, что Талмуд воспретил их публичное истолкование). И хотя по поводу "Видения Й." существует огромная экзегетическая и научно-популярная литература, вряд ли можно истолковать его сугубо рационально, тем более однозначно. В четырех животных увидят символику пространственной структуры (четыре стороны света), в их ликах — атрибуты животных-царей (лев — сила, орел — небесное парение, человек — разумность, телец — жертвенность); христианская экзегеза увидит в четырех ликах указание на четырех евангелистов. Особенно врежется в память последующих поколений таинственный образ "многоочитых колес" — офаним — быть может, символ грозного всеведения Бога (впоследствии и в иудейской, и в христианской традиции офаним будут рассматриваться как особая разновидность ангелов).

Что же увидел Й.? Он увидел Меркаву (Колесницу), находящуюся в вечном движении и символизирующую душу мироздания, — видение Славы Господней. Облекая свое видение в зримые формы, доступные слушающим и читающим, пророк постоянно оговаривается, что это лишь "подобия", приближения к тому, что он действительно увидел и что невозможно выразить. Перед этим таинственным видением исчезло все суетное, остался лишь Голос: "...сын человеческий! Я посылаю тебя к сынам Израилевым..." (Иез 2:3). Й. видит развернутый перед ним свиток, на котором написано: "плач, и стон, и горе" (Иез 2:10), слышит указание: "съешь этот свиток, и иди, говори дому Израилеву" (Иез 3:1). Так, напитав себя Словом Божьим (поедание свитка — зримая метафора этого), пророк идет к народу, чтобы поведать ему о страшных наказаниях и грядущем избавлении. И странная пантомима, разыгрываемая пророком, символизировала гибель Иерусалима, которая еще не свершилась.

О другом своем видении пророк рассказывает в главах 8—11-й. Он беседовал в своем доме с людьми, когда внезапно на него "сошла рука Господа". "И увидел я: вот подобие мужа, как бы огненное, и от чресл его и ниже — огонь, и от чресл его и выше — как бы сияние, свет пламени" (Иез 8:2). Этот огненный вестник, подняв пророка за волосы, переносит его в Иерусалим, к воротам Храма. Перед ним предстает душа оскверненного города, по которому проходят неумолимые губители, посланные Славой Господней, беспощадно уничтожая грешников. Зрелище это так страшно, что сердце пророка не выдерживает: "Господи Боже! неужели Ты хочешь до конца истребить остаток Израиля?" (Иез 11:13). И в ответ слышит то, что рождает надежду: "Я соберу вас из народов, и возвращу вас из земель, в которые вы рассеяны; и дам вам землю Израилеву" (Иез 11:17).

И после разрушения Иерусалима, новой волны Вавилонского пленения пророк продолжает поддерживать в народе надежду. Пророчество о грядущем восстановлении Израиля принимает у Й. форму видения сухих костей, покрывающихся плотью и возрождающихся к жизни. Господь выводит его в поле, усеянное мертвыми костями, и пророк видит, как по его собственному слову, вдохновленному Богом, эти кости приходят в движение, сближаются, покрываются плотью и кожей. "И сказал Он мне: сын человеческий! кости сии — весь дом Израилев. Вот, они говорят: "иссохли кости наши, и погибла надежда наша: мы оторваны от корня". Посему изреки пророчество и скажи им: так говорит Господь Бог: вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших, и введу вас в землю Израилеву" (Иез 37:11—12).

Пророчества Й. обнаруживают беспримерную для древней литературы душевную напряженность и исключительное творческое воображение. Символика его видений лежит у истоков иудейской и христианской ангелологии и апокалиптики, а также у истоков каббалистики — средневековой еврейской мистической, оказавшей значительное влияние на христианскую мистическую философию, например, на немецкого мыслителя 17 в. Я. Бёме.

Г. В. Синило