Йааков - это...

ЙААКОВ, Яаков (иврит. Йааков-[Эль] — "да охранит [Бог]", "да поможет [Бог]"; в русской традиции — Иаков), Йисраэль (иврит. "боровшийся с Богом", а также "да господствует Бог"; в русской традиции — Израиль) — в иудаизме и христианстве — третий из трех праотцев, или патриархов, еврейского народа (см. Еврей, Избранный народ), сын Йицхака [см.] (Исаака) и внук Авраама, один из главных героев библейской Книги Бытия (см.; см. также Тора); от двенадцати сыновей Й. (см. Двенадцать сыновей Йаакова), согласно Библии (см.; см. также Танах), происходят двенадцать колен (см. Колена Израилевы), т. е. кланов (племен), объединившихся вокруг культа Единого Бога и принявших второе имя своего родоначальника-эпонима Й. — Йисраэль.

Й. был младшим из двух братьев-близнецов, родившихся у праотца Йицхака и праматери (см. Иммаѓот) Ривки [см.] (Ревекки) после долгого ожидания наследника — двадцатилетнего бесплодного брака. При этом отцу Й. было 60 лет. Тора подчеркивает, что рождение сыновей у почти потерявшей надежду Ривки — следствие вмешательства Самого Всевышнего, ответ Его на страстные молитвы о сыне прежде всего праотца Йицхака: "И молился Исаак Господу о жене своей, потому что она была неплодна; и Господь услышал его, и зачала Ревекка, жена его" (Быт 25:2; здесь и далее, кроме особо оговореных случаев, — Синодальный перевод). Забеременев, Ревекка вскоре ощутила, что два младенца толкаются и дерутся в ее чреве, и это сильно обеспокоило ее: "Сыновья в утробе ее стали биться, и она сказала: если так будет, то для чего мне это? И пошла вопросить Господа" (Быт 25:22). Господь разъясняет Ривке эту вражду братьев уже во чреве матери тем, что от ее сыновей произойдут два разных народа, причем "один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему" (Быт 25:23). Последнюю фразу можно перевести и как "старший будет служить младшему". Как толкует классический еврейский комментарий, это пророчество исполнилось тогда, когда возникло Израильское царство и Давид, потомок Й., разбил идумеев (эдомитян), потомков Эдома-Эсава. В целом пророчество имеет и более широкий смысл, указывая на духовную силу "меньшего" (малочисленного) народа Израиля, противостоящего враждебности "больших" народов; одновременно Тора говорит о необходимости и возможности примирения народов-братьев, ибо в конечном итоге сыновья Ривки примиряются.

То, что дети толкались во чреве матери, понимается как указание на противоположность характеров родившихся у Ривки сыновей — Й. и Эсава (Исава), который родился первым (согласно иудейской экзегезе, оттолкнув, будучи физически более сильным, Й.): "Первый вышел красный, весь, как кожа, косматый; и нарекли ему имя: Исав" (Быт 25:25). Имя брата-близнеца Й. — Эсав — в переводе с иврита означает "косматый", "волосатый", "поросший шерстью" (поэтому — "как кожа", точнее, "как шкура"); вероятно, это указание на то, что он был покрыт изначально шерсткой и, возможно, рыжеватой, красноватой: в оригинале стоит слово адмони ("красный", "рыжий"), и от этого же корня образовано прозвище Эсава — Эдом, имеющее символический смысл и связанное с эпизодом с "чечевичной похлебкой" (см. ниже). Как поясняет Мидраш, "красный цвет — признак врожденной склонности к кровопролитию, которая в юные годы выразилась в страсти к охоте". Действительно, Эсав становится охотником-звероловом и постоянно проливает кровь (с точки зрения иудейской традиции, охота — занятие не для благочестивого еврея). Красный — цвет ярости, которая часто застит глаза Эсаву, а его косматость указывает символически на его связь с миром животным и, вероятно, на то, что животные инстинкты часто берут над ним верх (как в эпизоде с "чечевичной похлебкой"). Следом за Эсавом из материнской утробы выходит Й., буквально "держась рукою своею за пяту Исава" (Быт 25:26). Так текст Торы в духе народной этимологии объясняет имя "Й.": "держащийся за пятку" (по созвучию между Йааков и акев — "пята"). При этом Мидраш комментирует, что Й. держал Эсава за пяту, пытаясь втянуть его обратно, не дать выйти первым, ибо первородство изначально было предназначено Й. Имя "Й." получает также дополнительную народную этимологию (в устах обманутого Эсава) от акув (иврит. "обманщик"), ибо Й. "обманом" завладеет первородством (см. ниже). Однако с точки зрения научной этимологии имя "Й." представляет собой укороченную форму распространенного во 2 тыс. до н. э. у семитских народов Ближнего Востока имени Yahqub-El, или Yaakub-El, буквально означающего "защитил [меня] Бог" (ср. еврейское имя Акива). Это имя зафиксировано в начале 2 тыс. в клинописных архивах месопотамского города Киш в формах Ya-akh-qu-ub-El, Ya-qu-ub-El, а также как J ‘kb’ r в египетских источниках 2 тыс. до н. э.

В истории Й. и Эсава, несомненно, предстает особая версия весьма распространенного архетипа — "близнечного мифа". В братьях воплощены два диаметрально противоположных человеческих типа: Эсав — зверолов, Й. — пастух (с пастухом и пастушеством связаны позитивные коннотации не только в древнееврейской, но и в других древних культурах Ближнего Востока, напр., в шумерской); Эсав — человек импульсивный, легко впадающий в ярость (отсюда и сопровождающий его красный цвет как цвет ярости и крови), "человек полей", не склонный к оседлой жизни; Й. назван "человеком кротким, живущим в шатрах" (Быт 25:27; в оригинале стоит слово там, которое скорее должно быть переведено как "цельный", "гармоничный", "совершенный", "непорочный", "не знающий никакого изъяна"; показательно, что этим же словом характеризуются Авраам, Ийов [см.], или Иов, и другие праведники). Первый — Эсав — любимец отца, второй — Й. — любимец матери: "Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его; а Ревекка любила Иакова" (Быт 25:28). Дальнейшая история выявляет еще большие различия между братьями: один (Эсав) живет сиюминутными удовольствиями и потребностями, одним днем, другой (Й.) строит планы на будущее; один абсолютно открыт миру и неглубок, другой — несет в себе сокровенное, обнаруживает несгибаемое упорство (несмотря на свою кротость) в достижении цели. Мидраш также говорит, что указание Торы на связь Й. с шатрами — это не просто указание на пастушеские шатры, на то, что Й. был заботливым и терпеливым пастухом, но и на Шатер Откровения (см. Скиния Завета), где будет храниться Тора, а также на все места, где потомки Й. будут изучать Тору (см. Бет-Мидраш).

Тора указывает на то, что духовно именно Й., но не Эсав, был готов стать преемником Завета, или Союза (см. Берит), со Всевышним и высокого Обетования, и это яснее других чувствовала его мать, Ривка: она не только ощущала это интуитивно, но и получила пророчество от Всевышнего о первенстве именно младшего сына. Глубокое различие между братьями выявляется в предельно лаконичном и глубоком эпизоде с так называемой чечевичной похлебкой (дело в том, что в тексте не вполне понятно, являлось ли это кушанье чечевицей; буквально сказано: ѓа-эдом ѓа-эдом — "это красное, красное", и речь вновь идет о символическом цвете, сопровождающем Эсава, а также о происхождении его второго имени): "И сварил Иаков кушанье; а Исав пришел с поля усталый. // И сказал Исав Иакову: дай мне поесть красного, красного этого; ибо я устал. От сего дано ему прозвание: Едом. // Но Иаков сказал: продай мне теперь же свое первородство. // Исав сказал: вот, я умираю; что мне в этом первородстве? // Иаков сказал: поклянись мне теперь же. Он поклялся ему, и продал первородство свое Иакову. // И дал Иаков Исаву хлеба и кушанья из чечевицы: и он ел, и пил, и встал, и пошел; и пренебрег Исав первородство" (Быт 25:29—34). Выражение "дай мне поесть" ("дай мне похлебать") дословно переводится как "залей мне в горло" и подчеркивает животную жадность и несдержанность Эсава. Классический комментарий добавляет, что в этот день он пролил много крови, и поэтому даже чечевичная похлебка показалась ему красной. Эпизод демонстрирует пренебрежительное отношение Эсава к первородству и Обетованию: в сущности, он может жить и без этих понятий, довольствуясь сиюминутными благами, удовлетворением нехитрых желаний ("Что мне в этом первородстве?"). При этом Й., конечно же, пошутил, предлагая брату продать первородство, желая его испытать и не предполагая, что он так легко откажется от него. Слова Эсава "вот, я умираю" точнее переводятся как "ведь я хожу на смерть", т. е. "приближаюсь к смерти и непременно умру", и они выявляют его систему ценностей: все духовное для него — слишком эфемерно, ничего не значит; другое дело — материальные ценности. К тому же, как указывает классический комментарий, в этих словах выражено неверие людей такого типа, как Эсав, в возможность жизни за гробом, в бессмертие души; для них жизнь ограничивается только земным, поэтому только материальное имеет ценность, поэтому чечевичная похлебка дороже первородства. Мидраш подчеркивет, что Эсав продал первородство не только потому, что был голоден, но именно потому, что совсем не ценил его: когда он утолил голод, в душе его не пробудилось ни раскаяния, ни сожаления ("...и пренебрег Эсав первородство"). С этим знаменитым эпизодом связана поговорка "Продать первородство за чечевичную похлебку", т. е. променять высокое предназначение, смысл жизни, к которому нужно долго идти, упорно стремиться, на сиюминутные блага. Тем не менее, еврейская традиция строго взыскивает и с Й. за то, что он так неуместно пошутил с братом, хотя эта шутка и выявила истину (дальнейшие страдания Й. во многом будут объясняться как расплата за эту шутку, но еще более за тот способ, которым он получил благословение отца).

Сложность проблемы, поставленной текстом Торы и являющейся по сути своей вечной и неразрешимой, заключается в вопросе: чему должно следовать — букве закона или его духу? Согласно букве закона, преемником Обетования должен стать Эсав, формально родившийся первым. Согласно духу закона, им должен стать Й. Опасность же заключается в пренебрежении как буквой закона, так и его духом, особенно в юриспруденции, ведь следование только букве превращает все в формализм, заставляет игнорировать суть, а пренебрежение буквой и по определению вольное толкование духа может привести к страшным (и намеренным) искажениям закона. Вероятно, Тора советует каждый раз всматриваться пристально в каждый индивидуальный случай, а талмудический трактат (см. Талмуд) Пирке Авот мудро советует судьям: "Судите обдуманно", а рабби Ѓиллель напоминает: "Не суди ближнего, не побывав в ситуации его". Конкретная ситуация Эсава и Й. говорит о безоговорочном духовном первенстве первого. Однако теряющий силы и уже окончательно ослепший Йицхак решает следовать букве закона и благословить первым старшего сына — Эсава (при этом особую таинственность и символичность приобретает мотив слепоты; Т. Манн в романе "Былое Иакова" из тетралогии "Иосиф и его братья", опираясь на некоторые раввинистические комментарии и наработки психоаналитической теории и практики, толкует слепоту Йицхака именно психоаналитически: он ослеп, потому что очень хотел ослепнуть, ибо не хотел видеть, какого сына он будет благословлять, чувствуя, что Эсав недостоин Обетования). Йицхак отправляет Эсава на охоту, чтобы тот поймал дичь и приготовил кушанье, особенно любимое отцом; насытившись, отец благословит сына. Это слышит Ривка и решается действовать (Мидраш прямо говорит, что слова и действия Йицхака представляются ей нарушением воли Всевышнего). Она призывает к себе Й. и говорит ему, что он должен пойти в шатер к отцу и получить причитающееся ему благословение. Й. смущен и пытается уклониться от этого шага, связанного с двойным обманом — брата и отца: "Иаков сказал Ревекке, матери своей: Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий. // Может статься, ощупает меня отец мой; и я буду в глазах его обманщиком, и наведу на себя проклятие, а не благословение" (Быт 27:11—12). Однако Ривка готова взять на себя проклятие сына и настойчиво повторяет: "...на мне пусть будет проклятие твое, сын мой; только послушайся слов моих..." (Быт 27:13). Тора подчеркивает, что именно женщина, наделенная гораздо более тонкой интуицией, чувствует, что необходимо делать для свершения воли Божьей, даже если ее действия внешне кажутся негативными (прекрасно понимая это, Ривка готова нести ответственность). Й. из почтения к матери повинуется и приносит ей двух отборных молодых козлят, из которых она готовит любимое кушанье Йицхака, а шкурками этих козлят — шерстью наружу — обматывает гладкие шею и руки Й. В таком "маскараде", вероятно, напоминая себе ряженого, Й. со смущенной душой входит в шатер отца и выдает себя за Эсава. Текст подчеркивает, что Йицхак что-то заподозрил, ибо, услышав голос сына, он переспрашивает: "...кто ты, сын мой?" (Быт 27:18); к тому же, он удивлен, что Эсаву удалось так быстро вернуться с охоты и приготовить кушанье: "Как скоро ты это достал, сын мой!" И сказал тот: "Потому что Господь, Всесильный твой, послал мне этот случай" (Быт 27:20. — Перевод наш. — Г. С.). Тем не менее, Йицхак решает ощупать сына, чтобы удостовериться, что перед ним Эсав: "...подойди, я ощупаю тебя, сын мой, ты ли сын мой Исав, или нет?" (Быт 27:21). Комментарий говорит, что именно упоминание Имени Всевышнего насторожило Йицхака, ибо Эсав вообще не склонен был вспоминать Бога. Текст вновь и вновь настойчиво намекает, что хотя Йицхак и "не узнал его (Й. — Г. С.), потому что руки его были, как руки Исава, брата его, косматые" (Быт 27:23), он все-таки что-то смутно почувствовал, когда ощупывал сына, ибо сказал: "...голос, голос Иакова; а руки, руки Исава" (Быт 27:22). Йицхак не только слышал голос Й., но и ощутил его особый запах, когда сын подошел и поцеловал его: "И ощутил Исаак запах от одежды его, и благословил его и сказал: вот, запах от сына моего, как запах от поля, которое благословил Господь" (Быт 27:27). Еврейские мудрецы утверждают, что в этот момент Йицхак почувствовал совершенно ни с чем не сравнимый запах — запах Эдемского Сада (см. Ган Эден), ибо Й. был совершеннейшим из праведников. И только убедившись, что от сына исходит этот Божественный запах, Йицхак благословил его: "Да даст тебе Бог от росы небесной и от тука земли, и множество хлеба и вина. // Да послужат тебе народы, и да поклонятся тебе племена; будь господином над братьями твоими, и да поклонятся тебе сыны матери твоей; проклинающие тебя — прокляты; благословляющие тебя — благословенны!" (Быт 27:28—29). Финал благословения указывает на его преемственную связь с благословением Самого Бога праотцу Аврааму; тем самым подчеркивается, что Й., как и его отец, — преемник Обетования, данного Аврааму. В тексте так и остается до конца непроясненным, понял ли Йицхак, кого именно он благословил. Возможно, он все решил предоставить воле Всевышнего, возможно также — хотел быть обманутым, прекрасно понимая, что непутевый и недальновидный сын его Эсав не сможет дальше осуществлять великую миссию. А Эсав появился в шатре с готовым кушаньем вслед за ушедшим с благословением Й. Узнав о том, что Й. его опередил, Эсав в страшном гневе восклицает: "...не потому ли дано ему имя: Иаков, что он запнул меня уже два раза? Он взял первородство мое, и вот, теперь взял благословение мое" (Быт 27:36). "Запнул" — "перехитрил", "обманул"; Эсав в досаде толкует имя "Й." как "обманщик", "хитрец", не помня уже, что он с радостью готов был отдать первородство за чечевичную похлебку. Текст лаконично, но с большой экспрессией передает потрясение Эсава: "...неужели, отец мой, одно у тебя благословение? благослови и меня, отец мой! И возвысил Исав голос свой, и заплакал" (Быт 27:38). Слезы Эсава вызывают сочувствие у еврейских комментаторов. Так, д-р Й. Герц, главный раввин Британии, в своем комментарии к Торе приводит слова Давидсона: "Эти слезы Эсава, человека чувствительного и импульсивного, похожи на крик попавшего в западню животного. Это самый патетический момент в Торе". Тем не менее, Йицхак благословляет и этого сына, указывая ему на то, что главное место в его жизни будет занимать война: "И ты будешь жить мечом своим..." (Быт 27:40). Но импульсивность Эсава оборачивается не только открытой эмоциональностью, но и страшной ненавистью к Й.: "И возненавидел Исав Иакова за благословение, которым благословил его отец его..." (Быт 27:41). Правда, Эсав соглашается смирить себя и подождать до кончины своего отца, но он уверен, что этот час уже недалек: "...приближаются дни плача по отце моем; и я убью Иакова, брата моего" (Быт 27:41). Мидраш отмечает, что для Эсава, обладавшего достаточно грубой натурой, такое решение является почти праведным поступком, заслугой, ибо он не хочет огорчать отца перед его смертью убийством брата. Тем не менее, словами Эсава не на шутку встревожена Ривка, и, призвав к себе Й., она советует ему бежать на время к ее брату, дяде Й. Лавану, который живет в Месопотамии (в Падан-Араме), в Харране. С печалью и любовью провожает сына Йицхак, наказывая ему не брать в жены "дочерей ханаанских" (этого не хотел для самого Йицхака Авраам, ибо ханаанеяне культивировали многие обычаи, особенно неугодные Всевышнему), но найти невесту из родственного круга людей. Йицхак вновь повторяет благословение Й., и это еще раз подтверждает мысль о том, что отец воспринял все произошедшее как проявление воли Всевышнего: "Бог же всемогущий да благословит тебя, да расплодит тебя и да размножит тебя, и да будет от тебя множество народов; // И да даст тебе благословение Авраама, тебе, и потомству твоему с тобою, чтобы тебе наследовать землю странствования твоего, которую Бог дал Аврааму!" (Быт 28:3—4).

И хотя отец примиряется со случившимся, хотя Сам Бог дальше подтверждает Обетование Й., тем не менее, сложность текста состоит в том, что Й. все равно несет ответственность за не совсем праведным путем полученное, хотя и полагающееся ему, Обетование (речь идет о соотношении цели и средств, о недопустимости, с точки зрения Торы, оправдания средств целью). Полная невзгод, тяжких испытаний и потерь жизнь праотца Й. (бегство из родного дома, разлука с отцом и матерью, многолетняя служба на чужбине, долгое ожидание возможности соединиться с возлюбленной, в самый высокий час любви — обнаружение страшной для него подмены невесты, полное опасностей возвращение на родину, изнасилование дочери, смерть страстно любимой молодой жены и исчезновение не менее страстно любимого сына) в значительной степени осмысливается как возмездие за обманом полученное благословение; тем самым еще раз утверждается столь важная для Торы и всего Танаха в целом идея ответственности, сопряженная с идеей свободы воли. Жизнь Й. — самая трагическая из всех жизней патриархов, описанных в Торе; она представляет собой серию испытаний, в которых через страдания и потери очищается и совершенствуется душа праведника, вознагражденного спокойной и счастливой старостью.

Господь подтверждает свой Завет с Й.: в первую же ночь, когда тот бежал из родительского дома, спасаясь от гнева Эсава, и остановился на ночлег под открытым небом, он увидел чудесный сон (этот эпизод получил самостоятельное название "Сон Й."): "И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. // И вот, Господь стоит на ней и говорит: "Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему. // И будет потомство твое, как песок земный; и распространишься к морю, и к востоку, и к северу, и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные" (Быт 28:12—14). Этой формулой, повторяющей то, что сказано было ранее Аврааму и Йицхаку, Господь устанавливает столь важную преемственную связь в истории Завета — связь, идущую от отца к сыну. Й. увидел во сне не просто лестницу (в оригинале — слово сулам, всего один раз встречающееся в Танахе, а потому и непонятное без сопоставительного контекста), но некую только ему открытую Богом связь между миром горним, небесным, и дольним, земным; возможно, он увидел ту axis mundi, которую так любили изображать художники эпохи барокко. Господь в пророческом сне обещает Й. Свою неизменную защиту и охрану (так "срабатывает" этимология — на этот раз уже научная — имени Й.): "И вот, Я с тобою; и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю; ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе" (Быт 28:15). После пробуждения потрясенный, охваченный трепетом Й. ("...истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал! И убоялся, и сказал: как страшно сие место! Это не иное что, как дом Божий, это врата небесные" — Быт 28:17; нора — не страх перед физической опасностью, но трепет перед великим и непостижимым) устанавливает памятный жертвенный камень Богу, дает этому месту название Бет-Эль (Вефиль) — Дом Божий — и приносит обет после благополучного возвращения в отцовский дом посвятить Богу десятую часть своего имущества (отсюда представление о десятине, жертвуемой на Храм [см.] и дела милосердия. Как гласит раввинистический комментарий, местом, где Й. увидел чудесный сон, была гора Мориа (Мория), на которой некогда его отец Йицхак возлежал на жертвеннике, когда Всевышний испытывал его веру и веру Своего первого избранника Авраама через его несостоявшееся жертвоприношение (см. Авраам, Тора, Жертвоприношение), и на которой впоследствии будет построен Иерусалимский Храм.

Й. направляет свой путь к брату Ревекки, своему дяде Лавану, где ему предстоит встретить Рахель (Рахиль). Любовь к ней поражает Й., как удар молнии: "И поцеловал Иаков Рахиль, и возвысил голос свой, и заплакал" (Быт 29:11). Лаван требует, чтобы Й. отслужил за Рахель семь лет, и он на это с радостью соглашается: "И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее" (Быт 29:20). Так одной краткой фразой гениальный библейский повествователь может передать предельный накал чувств, силу любви, состояние души героя. Но затем последовали еще семь лет, ибо хитрый Лаван жестоко обманул Й. (не расплата ли то за давнишний обман с братом?) и под покровом ночной тьмы ввел к нему в брачный покой свою старшую дочь — слабую глазами Лею (Лию). Так возлюбленная Рахель стала лишь второй женой Й., но и с ней повторилась история Сары и Ривки: "Господь узрел, что Лия была не любима и отверз утробу ее, а Рахиль была неплодна" (Быт 29:31). Наконец, после долгих мучений Рахели, наблюдающей, как одного за другим рожает сыновей Лея, Господь дает и ей сына: "И вспомнил Бог о Рахели, и внял ей Бог — и дал ей ребенка. И зачала она, и родила сына, и сказала: снял Бог позор мой! И назвала его именем Йосеф, сказав: да прибавит мне Господь [еще] сына другого" (Быт 30:22—24; перевод З. Левина, Б. Хаскелевича, Й. Векслера). Так появляется на свет знаменитый Йосеф (Иосиф), с которым будет связана значительная часть повествования в Книге Бытия. Само имя его поясняется в словах Рахели: оно значит "да прибавит [Бог]". Бог действительно прибавил, дал еще одного сына Рахели, но этот сын стоил ей жизни. Всего же в течение двадцатилетнего пребывания на службе у Лавана (Быт 31:38, 41) родились десять из одиннадцати сыновей Й., ставшие впоследствии родоначальниками колен Израилевых: от Леи родились Реувен (Рувим), Шимон (Симеон), Леви (Левий), Йеѓуда (Иуда); Рахель, остававшаяся бесплодной, дала Й. свою служанку Бильѓу (Валлу), чтобы та "родила на колени" Рахели, и так появились на свет Дан и Нафтали (Неффалим); вслед за Рахелью Лея, утратив на долгое время способность рожать, дала Й. свою служанку Зильпу (Зелфу), и та родила Гада и Ашера; затем сама Лея родила Йиссахара (Иссахара) и Зевулуна (Завулона), а также дочь Дину; наконец, Рахель родила Йосефа, от которого через его сыновей Менашше (Манассию) и Эфраима (Ефрема) произойдут два колена Израилевы, которые часто фигурируют в Торе как два полуколена, объединяющиеся в колено Йосефа.

Перейдя Иордан (после Божьего призыва возвращаться на Родину), Й. вошел в Ханаан и поселился возле Шхема (Сихема), купив там участок земли. Здесь страшная история произошла с его единственной дочерью Диной и еще более страшная — с жителями Шхема. В Дину влюбился Шхем, сын царя Шхема, Хамора (Еммора), и обесчестил ее, но затем захотел жениться на ней и прислал послов к Й. Однако сыновья Й., и прежде всего Шимон и Леви, были страшно возмущены тем, что их сестра обесчещена, и задумали страшную месть. Они выдвинули как условие брака с Диной обрезание всех мужчин Шхема. Когда те исполнили требование и были в состоянии болезни, Шимон и Леви напали на город и перебили всех мужчин, разграбив имущество горожан и взяв в плен их жен и детей (Быт 34). Это вызывает резкое порицание со стороны Й., ибо он хочет мира с местными племенами: "И сказал Иаков Симеону и Левию: вы возмутили меня, сделав меня ненавистным для жителей сей земли..." (Быт 34:30).

По велению Божьему Й. отправляется в Бет-Эль, где воздвигает жертвенник на том самом месте, где некогда получил Откровение (Быт 35:1). Бог еще раз благословляет его, подтверждает его новое имя — Йисраэль — и обещает ему и его потомству Землю Обетованную. Затем Й. снимается со своими шатрами и стадами, чтобы идти в Бет-Лэхем (Вифлеем), но в пути его ждет страшная потеря: в родах умирает его возлюбленная Рахель: "И когда душа ее покидала, ибо она умирала, то назвала его именем Бен-Они, а отец назвал его Биньямин" (Быт 35:18: перевод З. Левина, Б. Хаскелевича, Й. Векслера). Бен-Они — "сын муки моей", "сын страдания моего". Й. же по созвучию, но не желая, чтобы в имени сына был отзвук страдания и смерти, дал ему имя Биньямин [см.] (Вениамин) — "сын правой стороны", "праведный сын", "удачливый сын". Й. похоронил любимую жену и поставил над ее могилой памятник: "Это надгробный памятник Рахили до сего дня" (Быт 35:20). "До сего дня" на въезде в Бет-Лэхем стоит гробница Рахели — святое место, почитаемое иудеями, христианами и мусульманами. После смерти Рахели Й. ждет еще одна страшная потеря — утрата любимого сына Йосефа, мнимая смерть которого обернулась жизнью, но узнал об этом Й. после долгих лет страданий. Прибыв в Хеврон, Й. еще застал в живых своего отца Йицхака. Тора дает понять, что Йицхак не мог умереть, не увидев сына, которому он передал Обетование. Однако вскоре Йицхак умирает, и его хоронят в фамильной пещере его сыновья — Эсав и Й. Самому Й. в это время было 120 лет.

Дальнейшая история Й. неразрывно связана с историей его любимого сына Йосефа, напоминавшего ему о возлюбленной Рахели, и эти воспоминания не были омрачены печалью — в отличие от чувств, которые Й. испытывал к также сильно любимому им Биньямину. Библейский повествователь подчеркивает, что Й. нежно и преданно любил всех своих сыновей, но в то же время очень тонко мотивирует его безумную любовь к Йосефу, ибо он был самым долгожданным сыном, рожденным от любимой женщины: "Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его..." (Быт 37:3). Исчезновение Йосефа, преподнесенное братьями отцу как его смерть от хищного зверя, приносит Й. огромное горе: "И разодрал Иаков одежды свои, и возложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына своего многие дни. // И собрались все сыновья его и все дочери его, чтобы утешить его; но он не хотел утешиться, и сказал: с печалию сойду к сыну моему в преисподнюю. Так оплакивал его отец его" (Быт 37:35—36). Мидраш толкует безутешность Й. как невозможность смириться со смертью сына, а значит, как надежду на то, что тот жив, ибо человек отказывается принять утешение и не успокаивается, пока в нем жива надежда. Надежда Й. оправдалась, но 22 года он ждал, оставаясь безутешным. Через какое-то время наступивший в Ханаане голод побуждает Й. отправить десять своих сыновей — за исключением Биньямина, с которым он ни за что не хотел расстатья, — за хлебом в Египет. Затем сыновья возвращаются с небольшим количеством хлеба и сообщением, что странный хлебодар Египта приказал привести с собой младшего брата. Скрепя сердце Й. отправляет с ними Биньямина — последнее, что напоминает ему о Рахели. Во второй приход братьев Йосеф, не узнанный ими поначалу, открывается им и посылает за отцом. Й. отправился в Египет, принеся Богу жертвы в Беер-Шеве (Вирсавии) и получив новое Откровение: в "видении ночном" ему явился Бог со словами ободрения и утешения: "И сказал Бог Израилю в видении ночном: Иаков! Иаков! Он сказал: вот я. // Бог сказал: Я Бог, Бог отца твоего; не бойся идти в Египет; ибо там произведу от тебя народ великий. // Я пойду с тобою в Египет; Я и выведу тебя обратно. Иосиф своею рукою закроет глаза твои" (Быт 46:2—4). Таким образом, Й., как и Аврааму, открыто будущее его народа, и путь свой он свершает с сознанием особой исторической миссии — своей и своих потомков.

Й. приходит в Мицраим (Египет) со всем своим родом, уже очень обширным: "Сынов своих и внуков своих с собою, дочерей своих и внучек своих, и весь род свой привел он с собою в Египет" (Быт 46:7). Йосеф запрягает свою колесницу и сам выезжает навстречу отцу. Тора трогательно изображает эту долгожданную встречу: "Иосиф запряг колесницу свою, и выехал на встречу Израилю, отцу своему, в Гесем, и, увидев его, пал на шею его, и долго плакал на шее его. // И сказал Израиль Иосифу: умру я теперь, увидев лице твое; ибо ты еще жив" (Быт 46:29—30). Йосеф добивается, чтобы отец и братья поселились на лучших пастбищах в дельте Нила, в земле Гошен (Гесем), и представляет своего отца фараону. На вопрос фараона к Й. — "Сколько лет жизни твоей?" — почтенный старец отвечает: "...дней странствования моего сто тридцать лет; малы и несчастны дни жизни моей, и не достигли до лет жизни отцов моих во днях странствования их" (Быт 47:9). Й. имеет в виду, что он прожил мало в сравнении с отцом (180 лет) и дедом (175 лет) и что он недостоин их, но также, вероятно, и то, что ему пришлось много страдать ("малы и несчастны дни жизни моей"; ср. перевод П. Гиля: "немноги и злополучны были лета жизни моей"). Только последние 17 лет Й. проживет в душевном покое, находясь рядом со всеми своими сыновьями, и прежде всего возлюбленным Йосефом. Всего же он проживет 147 лет, и годы жизни его, согласно иудейскому комментарию, сокращены именно потому, что в своей жизни ему пришлось — пусть и не по злому умыслу — совершать ошибки, а Господь, любя Своих праведников, взыскивает с них самой полной мерой.

До конца своих дней Й. не теряет оптимизма и веры в особую связь свою и своих потомков с Богом, в особое предназначение народа, который произойдет от его чресел. Чувствуя, что приходят его последние дни, Й. берет с Йосефа обещание, что он с братьями похоронит его в Земле Обетованной, рядом с Авраамом и Сарой, Йицхаком и Ривкой, рядом с Леей. Перед смертью Й. благословляет сыновей Йосефа, родившихся в Египте, — Эфраима и Менашше, провозглашая их своими первенцами: "...мои они; Ефрем и Манассия, как Рувим и Симеон, будут мои" (Быт 48:5). При этом Й. кладет свою правую руку на голову младшего, Эфраима, а левую — на голову старшего, Менашше. Йосеф думает, что отец ошибся, ибо "глаза... Израилевы притупились от старости; не мог он видеть ясно" (Быт 48:10), и пытается поменять руки отца на головах своих сыновей, но Й. останавливает его, указывая, что именно от меньшего брата произойдет более многочисленное потомство и что он будет первенствовать (так вновь повторяется — с вариациями — история предпочтения младшего сына; как предполагают библеисты и мифологи, в истории Й. отражены древние обычаи предпочтения младшего брата; это предпочтение предстает также на уровне архетипа в мировом сказочном фольклоре). Согласно иудейской традиции, именно так, как благословлял Й. сыновей Йосефа (теми же жестами и словами), благословляют отцы своих сыновей и поныне в канун каждой Субботы (см. Шаббат), ибо сказано: "И благословил их в тот день, говоря: тобою будет благословлять Израиль, говоря: Бог да сотворит тебе, как Ефрему и Манассии" (Быт 48:20). В эти последние часы жизни Й. вспоминает свою Рахель, которую по-прежнему любит: "А я — при переходе моем из Падана умерла у меня Рахель в стране Кнаан, на дороге, не доходя немного до входа в Эфрат, и я похоронил ее там на дороге в Эфрат, он же Бет-Лэхем" (Быт 48:7; перевод П. Гиля). Рав Й. Герц говорит по поводу выражения "умерла у меня Рахель": "Эти слова произнесены так, словно Йааков говорит сам с собой. В противном случае, если бы он обращался к Йосефу, он бы сказал: "Твоя мать". Печаль по поводу утраты Рахели не оставляет его на протяжении всей жизни". Затем Й. собирает всех остальных сыновей и произносит им особое благословение, содержащее указание на последующую историю как отдельных колен, так и всего народа Израиля: "...соберитесь, и я возвещу вам, что будет с вами в грядущие дни. // Сойдитесь и послушайте, сыны Иакова, послушайте Израиля, отца вашего" (Быт 49:1—2). Этот двойной призыв "послушайте" понимается как намек на глубинные смыслы, сокрытые за поэтическими строками и архаической символикой древнего благословения, через которое красной нитью проходит мысль о неразрушимом единстве народа Израиля и его мессианском предназначении (см. Машиах). "И окончил Иаков завещание сыновьям своим, и положил ноги свои на постель, и скончался, и приложился к народу своему" (Быт 49:33). Йосеф оплакивает отца, а затем велит набальзамировать его тело по египетскому обычаю, чтобы сохранить его на долгом пути в Землю Обетованную. Затем вместе с братьями он перевозит тело отца в Ханаан и хоронит в пещере Махпела, которую некогда купил как родовую усыпальницу еще праотец Авраам (Быт 50:1—13).

Повествование о Й. составляет наиболее развернутую часть библейского эпоса о патриархах и представляет собой результат отбора преданий из большого корпуса легенд, в основе которых лежит идея особой избранности Й. и его потомков. Как предполагают исследователи, в окончательном виде жизнеописание Й. было зафиксировано в эпоху Царей (10—8 вв. до н. э.), корни же его уходят в глубокую древность, в начало 2 тыс. до н. э., на что указывают многие элементы предания, подтвержденные документами 15 в. до н. э., обнаруженными в Нузи (в частности, практика выкупа первородства среди народов Ближнего Востока).

В Талмуде, Мидрашах и других раввинистических источниках Й. предстает как символ еврейского народа, особый избранник среди патриархов, образец добродетели и справедливости, которому Всевышний открыл тайну прихода Машиаха и Избавления (см. Геулла) и, поместив его выше всех смертных и чуть ниже ангелов, запечатлел его лик на Своем троне. Именно Й. особенно тесными узами связан с народом Израиля и после своей смерти: когда народ страдает, вместе с ним страдает Й. и радуется, когда наступает час избавления от мук (Мидраш Теѓиллим 14:7; Псикта Раббати 41:5). Конфликт между Й. и Эсавом трактуется как неизбежный конфликт между Единобожием и язычеством, а противоположность характеров братьев — как субстанциальное противостояние духовной красоты Израиля и безобразия языческого мира (Берешит Рабба 63:6, 8). Осмысливая жизнь Й., Мидраш говорит: "В чем разница между жизнью цаддика (праведника) и раши (злодея)? Раша вначале может наслаждаться безмятежным спокойствием, но его радости рано или поздно приходит конец, и она сменяется цепью бесконечных невзгод. Цаддик же вначале обречен на страдания, пережив которые, он вступает в полосу счастья, — и оно длится вечно". Мидраш отмечает, что Тора говорит о семнадцати годах, проведенных Й. в Египте как о "годах жизни", и речь идет о самой подлинной, счастливой, полнокровной жизни, ибо все это время Й. осенял Руах ѓа-Кодеш [см.] (Дух Святой). В еврейской мистической традиции (см. Каббала) Й. олицетворяет принцип гармонизации двух начал, представленных в его деде и отце — Аврааме (Хесед — "милость", "любовь") и Йицхаке (Гвура — "сила", "мужество") — и связывается со сфирой (см. Сфирот; см. также Зоѓар) Рахамим ("милосердие").

Образ Й. важен также для христианской традиции, хотя и в гораздо меньшей степени, чем для еврейской. Имя Й. упоминается в родословии Иисуса Христа [см.] (Матф 1:2; Лук 3:34). Для Христианской Церкви [см.] Й. выступает как олицетворение глубочайшей преданности Богу, как символ Вселенской Церкви. Так, архимандрит Никифор пишет о Й.: "...он был один из величайших патриархов Церкви Ветхозаветной. Многократные испытания и бедствия своей стасорокасемилетней жизни он всегда переносил с непоколебимой верностию Богу, с твердым терпением и преданностию Промыслу Божию и с неизменным упованием на Него во всех обстоятельствах своей жизни; потому-то во всех прочих книгах Библии имя Иакова имеет весьма высокое значение, употребляется ли оно в смысле его потомков, или Еврейского народа или народа Божия и т. п. ...Авраама обыкновенно почитают отцем верующих, но Иаков, или Израиль, сделался, так сказать, символом или представителем всей Церкви Божией на земле. Выражения Иаков, семя Иакова, чада Иакова часто прилагаются вообще ко всему обществу истинно верующих на земле" (Втор 23:10; Пс 13:6 и др.).

Й. под именем Йакуб почитается как пророк в мусульманской традиции (см. Ислам). Однако в ранних сурах Корана Йакуб именуется сыном Ибрахима, т. е. Авраама, и братом Исхака, т. е. Йицхака (Коран 6:84; 19:50; 21:72; 29:26). В более поздних сурах Йакуб предстает — в соответствии с Библией — как сын Исхака (Коран 2:130, 134). Наиболее часто имя Йакуба в Коране упоминается в развернутой истории его сына Йусуфа, соответствующего библейскому Йосефу (Коран 12).

Г. В. Синило