Эсхатология - это...

ЭСХАТОЛОГИЯ (греч. "последний" и "учение") — религиозное учение о "последних вещах", о конце истории и конечной судьбе мира и человека.

Согласно кн. С. Н. Трубецкому, у ветхозаветных евреев индивидуальная Э., т. е. совокупность представлений о загробном существовании отдельной личности, вытесняется из области собственно религиозного интереса, который сосредоточивается на Э. национальной или универсальной, т. е. на представлениях о конечной судьбе Израиля (см. Йисраэль, Избранный народ), народа Божия, а следовательно, и дела Божия на земле. В народных верованиях таким концом естественно являлось возвеличение Израиля и его национального царства как царства самого Яѓве, Бога Израиля, и Его Помазанника или Сына — народа Израиля, олицетворяемого в царе, пророках, вождях, священниках. Пророки вложили в представление о Царстве Божьем высшее духовное содержание. Это Царство не может иметь исключительно национального значения: его осуществление — конечная реализация святой воли Божьей на земле — имеет универсальное значение для всего мира, для всех народов. Оно определяется прежде всего отрицательно как суд и осуждение, обличение и ниспровержение всех безбожных языческих царств и вместе с тем всей человеческой неправды и беззакония. Этот суд по своей универсальности касается не одних язычников, врагов Израиля: он начинается с дома Израиля, и с этой точки зрения все исторические катастрофы, постигающие народ Божий, представляются знамениями суда Божия, который оправдывается самой верой Израиля, является божественно необходимым. С другой стороны, конечная реализация царства определяется положительно как спасение и жизнь, как обновление, касающееся духовной природы человека и самой внешней природы. Во время пленения Вавилонского и после него Э. евреев получает особенно глубокое и богатое развитие вместе с мессианскими чаяниями. Со 2 в. в апокалиптической литературе с ней соединяются верования и представления о личном бессмертии и загробном возмездии. Различные памятники этого периода отличаются разнообразием представлений; можно говорить об апокалиптических преданиях, а не об апокалиптическом предании. Одни памятники говорят о личном Мессии (см.; см. Машиах), о воскресении мертвых, о пророке последних времен; другие об этом умалчивают. Тем не менее постепенно, вплоть до христианских времен (и впоследствии), вырабатывается определенный комплекс апокалиптических представлений, которые вошли и в христианскую Э. Изучая систематически (начиная со 2 в. до н. э.) представления евреев о "последних вещах", можно принять в общем следующую схему: 1) скорби и казни, бедствия и знамения последних времен, видимое торжество язычников, нечестивых и беззаконных, крайнее напряжение зла и неправды, предшествующее "концу" (безусловно общая черта всех апокалипсисов — см.); 2) в широких кругах распространенное ожидание пророка, предтечи великого "дня Господня", Илии; 3) появление самого Мессии (не во всех памятниках), последняя борьба вражьих сил против царства Божия и победа над ними десницей Мессии или самого Бога; во главе вражьих сил помещается иногда богопротивный царь (впоследствии — антихрист — см.); 4) суд и спасение, обновление Иерусалима, чудесное собрание рассеянных сынов Израиля и начало благодатного царства в Палестине, которое имеет продлиться 1000 (иногда менее) лет, — т. н. хилиазм; перед началом этого "тысячелетнего царства" праведные имеют воскреснуть, дабы принять участие в его блаженстве (в некоторых апокалипсисах Мессия умирает, причем разыгрывается последний эпизод борьбы Бога с вражьей силой); 5) за концом истории, по совершении времен, некоторые говорят о конце мира — обновлении Вселенной. "Последняя труба" возвещает общее воскресение и общий суд, за которыми следует вечное блаженство праведных и вечная мука осужденных. Иные представляли себе саму вечность по аналогии со временем и мечтали о всемирном иудейском царстве со столицей в Иерусалиме. Другие мыслили грядущее царство славы как полное обновление неба и земли, как реализацию божественного порядка, упразднение зла и смерти, которому предшествует огненное крещение Вселенной. С этим связывается представление о двойном воскресении: первое воскресение праведных при начале тысячелетнего царства — седьмого тысячелетия, седьмого космического дня, субботы Господней, которой кончается история; второй суд и второе общее воскресение — конец, цель космического процесса.

Изучение христианского апокалипсиса, согласно С. Н. Трубецкому, показывает, каким образом эти представления еврейской апокалиптики были усвоены и переработаны Церковью 1 в. "Евангелие царствия" непосредственно примыкает к проповеди Иоанна Крестителя, в котором видели Илию, предтечу дня Господня. "Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное", — так учил Иоанн, так учили и апостолы при жизни Иисуса. И в той, и в другой проповеди царство Божье как совершенное осуществление воли Божьей на земле ("яко на небеса") сознается прежде всего как суд, но вместе и как спасение. Оно приблизилось, пришло, хотя и без видимой катастрофы; оно уже среди людей, в лице Иисуса, который сознает себя единородным Сыном Божьим, помазанным Духом, и именуется "Сыном Человеческим" — как у Даниила (см. Даниэль) или в книге Еноха, т. е. Мессией, Христом. Мессия вмещает в себе царство, является его средоточием, носителем, сеятелем. В нем осуществляется Новый Завет — внутреннее, совершенное соединение божеского с человеческим, залогом которого служит то единственное в истории интимное, непосредственное соединение личного самосознания с Богосознанием, каковое мы находим у Иисуса Христа и только у Него. Внутренняя духовная сторона царства Божия в человечестве находит здесь свое полное осуществление: в этом смысле царство Божье пришло, хотя и не явилось еще в полноте своей славы. Иисус Христос есть "суд миру сему" — тому миру, который "не познал" и не принял Его; и Он одновременно "спасение" и "жизнь" для тех, кто "познает", принимает Его и "творит волю Отца", в Нем открывающуюся, т. е. становится "сыном царства". Это внутреннее соединение с Богом во Христе, это духовное созидание царства Божия не упраздняет, однако, веры в окончательную реализацию этого царства, его "явления" или пришествия "в силе и славе". Последнее слово Иисуса к синедриону, слово, за которое Он был осужден на смерть, было торжественным засвидетельствованием этой веры: "Я есмь (сын Благословенного); и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных" (Мар 14:62). Сознавая Себя средоточием "царства", Иисус не мог не ощущать его непосредственной близости, хотя срок наступления его Он признавал известным одному Отцу; но сознание непосредственной близости царства, или "мессианское самосознание" Христа имело для Него практическим последствием осознанную необходимость страдания и смерти — для искупления многих, для спасения их от суда и отвержения, связанного с немедленным наступлением того царства, из которого они, по внутреннему своему отношению к нему, сами себя исключают. Заповедь Отца — в том, чтобы не судить, а спасти мир. Не явление во славе среди легионов ангелов, а крестная смерть — вот путь к внутренней победе над миром и человеком. И тем не менее эта крестная смерть тоже не упраздняет Э. царства: она влагает в нее лишь новый смысл.

По мысли С. Н. Трубецкого, первое поколение христиан было всецело проникнуто мыслью о близости царства: не успеете обойти городов Израиля, как придет Сын Человеческий (Матф 10:23); не прейдет род сей, как все это будет; любимый ученик Христов не умрет до пришествия царства. Падение Иерусалима есть знамение скорого пришествия (Мак 13:24; Лук 21:27), и если во время осады и штурма Иерусалима иудеи ежеминутно ждали славного и чудесного явления Мессии, то и среди христиан 1 ст. эти ожидания сказываются с неменьшей силой, являясь утешением в скорби и гонениях и вместе с тем выражением живой веры в непосредственную близость Христа. Последние времена приблизились (Иак 5:8; 1 Петр 4:7, 1 Иоан 2:18), Господь придет скоро; спасение ближе, чем при начале проповеди, ночь проходит и наступает рассвет (Рим 13:11—12). Воскресение Христа как первая победа над смертью служило ручательством окончательной победы, общего воскресения, освобождения всей твари от рабства тлению; "явления Духа" служат залогом конечного торжества Духа, одухотворения Вселенной. "Чаяние воскресения мертвых" — так резюмирует ап. Павел свое исповедание и вероучение (Деян 23:6). В рамки традиционной Э. (антихрист, собрание Израиля, суд, воскресение, царствование Мессии, рай и т. д.) ап. Павел вкладывает основную христианскую мысль: в воскресении и славном осуществлении царства совершается конечное соединение Бога с человеком, а через него и со всей природой, которая вся преображается, освобождается от тления; Бог будет все во всем (1 Кор 15). С конца 1 в. зарождаются недоумения, о которых свидетельствуют памятники послеапостольского века, например послание Климента и позднейшие писания Нового Завета, как послание к Евреям или второе послание Петра. Первые христиане и апостолы умерли, не дождавшись "спасения"; Иерусалим разрушен; языческий Рим продолжает царствовать — и это вызывает сомнения. Являются насмешники, которые спрашивают, где же обетования о пришествии Христа? С тех пор, как почили отцы, все остается по-прежнему, как было от начала творения. В ответ этим насмешкам второе послание Петра указывает, что как некогда прежний мир погиб от потопа, так нынешнее небо и земля блюдутся огню, сохраняемые на день суда и погибели нечестивых. Одно надо знать — что "у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день" (2 Петр 3:8), — почему отсрочка в исполнении обетования должна объясняться не медлительностью, а долготерпением (2 Петр 3:15). Этот текст, в связи с преданием о хилиазме, вызвал многочисленные толкования; между прочим он вызвал ожидание кончины мира около 1000, а затем в 14 в., т. к. "тысячелетнее царство" стали считать наступившим со времен Константина.

Как постулирует С. Н. Трубецкой, Э. в целом является едва ли не одним из первых догматов христианства; 1 в. был эпохой ее расцвета. Последующие века жили преданиями ранней христианской и отчасти иудейской Э., причем с течением времени отпадали некоторые старинные предания (напр., чувственное представление о хилиазме, которое играло значительную роль в иудейской апокалиптике и было заимствовано христианами первых веков). Из позднейших добавлений Трубецкой отмечает представление о мытарствах, некогда игравшее важную роль у гностиков, но усвоенное и православными. Э. Западной Церкви обогатилась учением о чистилище. Средневековая догматика схоластически разработала все частные вопросы о "последних вещах"; в "Сумме богословия" Фомы Аквинского можно найти подробные сведения о различных отделах загробного мира, о местопребывании праотцев, детей, умерших до крещения, о лоне Авраама, о судьбе души после смерти, об огне чистилища, о воскресении тел и т. д.

По мнению С. Н. Трубецкого, всякий добросовестный историк, научно изучающий историю христианства, вынужден признать, что христианство как таковое, т. е. как вера в Христа, Мессию Иисуса, изначально необходимо было связано с Э., составлявшей не случайный придаток, а существенный элемент евангелия царства. Не отказываясь от самого себя, христианство не может отказаться от веры в Богочеловечество и в царство Божье, в конечную, совершенную победу, реализацию Бога на земле. Отдельные образы христианской Э. можно объяснять исторически, но основная идея ее, засвидетельствованная жизнью и смертью Христа и всем Новым Заветом, начиная с молитвы Господней, представляет и до сих пор жизненный вопрос христианства — веры "во Единого Бога Отца Вседержителя". Существует ли такая цель или абсолютное благо (т. е. Бог) и осуществимо ли это благо "во всем" (царство небесное — Бог все во всем), или же природа представляет вечную границу для его осуществления и само оно является лишь субъективным, призрачным идеалом?

Кн. С. Н. Трубецкой завершает: "У христианства возможен на это лишь один ответ".