Другие Сознания - это...

(other minds) - одна из важных проблем эпистемологии и философии сознания, обсуждаемая в XX в. преимущественно в рамках аналитической философии. Она заключается в вопросах: как можно знать о том, что существует сознание помимо моего собственного, как можно знать о содержании других сознаний, насколько достоверно такое знание. Эта проблема возникла в тех направлениях новоевропейской философии, в которых в качестве непосредственно и достоверно данного принимались только содержания собственного индивидуального сознания ("эгоцентрическое допущение"). Отсюда появляются проблемы. Как я знаю о существовании другого сознания, которое не дается мне непосредственно? Как на основе единственно достоверного знания текущих состояний сознания можно построить знание о внешнем мире, о прошлом и будущем, наконец, о ментальном мире других людей? Аргумент по аналогии. К Декарту, который исходил из эгоцентрического допущения, восходит решение проблемы Д.с. , получившее название "аргумент по аналогии". Декарт указывал, что сходство во внешне наблюдаемом поведении и использовании языка другими людьми позволяет заключить, что они, как и я сам, обладают сознанием. Классическую формулировку аргументу по аналогии дал Дж.С. Милль: "Я сознаю в себе серию фактов в однообразной последовательности, началом которой являются изменения моего тела, серединой - ощущения, чувства, последним звеном - внешнее поведение. В случае других человеческих существ у меня есть наблюдаемые свидетельства о первом и последнем звене цепи, но нет доказательств среднего звена. В моем собственном случае я знаю, что первое звено производит последнее через среднее и не может произвести иначе. Опыт, таким образом, обязывает меня заключить, что здесь должно быть среднее звено. У других оно может быть таким же как и у меня, но может быть и другим. Однако если я предполагаю, что это звено имеет ту же сущность, то я подчиняюсь законным правилам экспериментального исследования". Иными словами, на основе знания о собственных ментальных состояниях и собственных телесно-поведенческих феноменах субъект может установить серию психо-поведенческих обобщений, которые фиксируют устойчивые связи между ментальными и телесными феноменами. Наблюдая у других сходные с собственными телесные и поведенческие проявления, он может на основе этих обобщений заключить по аналогии, что в "других сознаниях" существуют ментальные состояния, сходные с его собственными. Слабости аргумента по аналогии состоят в следующем. Во-первых, этот аргумент по структуре индуктивен, но индуктивный вывод психоповеденческих обобщений опирается на опыт только самого (одного) субъекта" поскольку только ему даны все части психо-поведенческих связей. Во-вторых, этот аргумент допускает заключения о существовании у других лишь таких ментальных состояний, которые я могу обнаружить в собственном сознании. Это не позволяет объяснить, как возможно знание о ментальности людей, систематически отличающейся от нашей собственной, что ставит под сомнение знание в таких областях, как психиатрия, этнография и т.п. Далее, разделение ментального (ненаблюдаемого) и телесного (физического, наблюдаемого) ведет к скептицизму. Скептики утверждают, что (1) сознание и поведение связаны случайно (если бы эта связь была необходимой, то мы не могли бы помыслить поведение без наличия определенного ментального состояния, и аргумент по аналогии оказался бы ненужным) и (2) вполне возможно существование одного без второго. Аргумент по аналогии признает первое утверждение, но отрицает второе, в результате чего ему не хватает последовательности. Витгенштейн привел также критическую аргументацию в пользу того, что положения об отделении ментального от физического и о возможности понимания другого сознания несовместимы. Все эти трудности аргумента по аналогии заставляют искать иные решения проблемы Д. с. Бихевиоризм и гештальтпсихология пытались найти такие решения. Бихевиористы считают, что объективное знание дает только изучение эмпирически наблюдаемого поведения живых существ. Они, вместе с критиками аргумента по аналогии, полагают также, что психо-поведенческие обобщения нельзя сделать эмпирически обоснованными. Это происходит потому, что они по своей природе и не являются эмпирическими обобщениями. На самом деле они суть определения, дефиниции тех или иных ментальных понятий через соответствующие наблюдаемые виды поведения. Существо, демонстрирующее определенный вид поведения, по определению имеет такие-то и такие-то восприятия, желания и т.п. Поэтому слова, которые обычно относят к ментальной сфере, должны быть переведены на язык, обозначающий определенные связанные наборы актов поведения. Например, боль мы должны понимать не как внутреннеепереживание, а как спектр наблюдаемых телесных реакций. В 1940-50-е годы ряд психологов и философов пытался придать этим идеям более конкретный и рабочийхарактер. Однако выяснилось, что перевести психологические понятия, даже простейшие, на язык поведения непросто. Фактически, даже для какого-либо одного ментального понятия не удалось разработать необходимые и достаточные условия его "поведенческого" применения. Поэтому увлечение бихевиоризмом пошло на спад, и проблема Д.с. в его рамках осталась нерешенной. Отрицание специфики ментального, того, что оно не только выражается внешне, но и переживается, является очевидным недостатком бихевиористского подхода. Теоретики гештальтпсихологии В. Кёлер и К. Коффка доказывали, что состояния другого человека воспринимаются как гештальт-качества. Воспринимая, например, схематизированных персонажей мультфильмов, мы непосредственно воспринимаем их эмоции. Тем более это справедливо по отношению к реальным людям, в обществе которых мы находимся постоянно. Непосредственное схватывание сложных состояний души другого возможно между близкими людьми, например, родителями и детьми. Но то, что в этих случаях проявляется отчетливо, в менее выраженных формах имеет место и в иных случаях восприятия "другого Я". Однако и этой концепции не удалось дать убедительного решения вопроса о достоверности знания о Д.с. С середины века в аналитической философии проблема Д.с. была переведена в плоскостьанализа ее языка. В этом виде она была в центре внимания Уиздома и Остина. Последний считал, что наше знание суть узнавание, которое состоит в восприятии признаков, известных нам по прошлому опыту. При этом содержание воспринимаемого не всегда может быть описано словами. Кроме того, узнавание опирается на память, которая часто неточна и ненадежна, это же относится и к ощущениям. В результате, по Остину, невозможно выделить специфические черты класса суждений, в которых выражаются собственные ощущения субъекта. Поэтому и знание о чужих ментальных состояниях не должно опираться на эти суждения и возможно так же, как и знание о многом другом. Как и любое другое знание, полученное из "вторых рук", оно базируется на принципе доверия к словам собеседника, за исключением тех случаев, когда есть веские причины не доверять этому источнику. Важный сдвиг в осмыслении проблемы Д.с. и в преодолении сопутствующего ей скептицизма и солипсизма связан с доказательством невозможности приватного языка Витгенштейном. Он показал, что внутренняя, ментальная сфера не может быть описана приватным языком без обращения к внешним ситуациям, что употребление слов должно регулироваться правилами, которые предполагают участников языковой игры, иными словами, определенное сообщество. В результате проблема Д.с. оказывается в рамках "эгоцентрического допущения" противоречивой, и ее современное понимание требует отказа от посылок классического эпистемологического фундаментализма как эмпирического, так и рационалистического типа. Одно из таких нефундаменталистских решений проблемы связано с предложенной П. Чёрчлендом и др. специалистами по философии сознания идеей объяснительных гипотез "народной психологии" (folk-psychology). Под последней понимается сеть понятий и принципов, описывающих и объясняющих связи ментальных состояний между собой, с телесными проявлениями и с поведением. Эта "концепция" эволюционно складывалась в течение столетий в рамках естественного языка и здравого смысла, она позволяет достаточно успешно объяснять и предсказывать поведение человеческих существ. Согласно современным эпистемологическим представлениям, знание о ненаблюдаемом всегда требует той или иной теории. Это относится и к ментальным состояниям, причем не только "другого Я", но и собственным, поскольку их непосредственная наблюдаемость весьма сомнительна. В принципе могут быть использованы разные теории для описания и объяснения Д.с. (нейрофизиологическая, бихевиористская и т.п.), однако среди этих альтернатив, даже на сегодняшний день, предпочтительнее по своему объяснительному и предсказательному успеху выглядит "народная психология". Достоинствами этого решения проблемы Д.с. являются простота и совместимость с принципами современной эпистемологии. Но чтобы его принять, нужно согласиться с тем, что концептуальная система здравого смысла для описания и объяснения ментальных состояний обладает основными свойствами теории. Не все сочтут это допущение приемлемым. К тому же тезис о том, что не только чужие, но и собственные ментальные состояния являются "теоретическими сущностями" может выглядеть довольно странным. В результате проблема Д.с. продолжает оставаться открытой, что впрочем, не мешает нам на повседневном уровне и в позитивных науках верить в то, что мы можем знать, что переживают и о чем думают другие люди. Е.Е. Суровцева, В. П. Филатов Лапшин И.И. Проблема "чужого Я" в новейшей философии. СПб., 1910 (история проблемы); Григорян Г.П. Декарт, эгоцентрический предикат и проблема чужих сознаний // Вопросы философии. 1980, № 1; Витгенштейн Л. Философские работы. Ч.1., М., 1994; J. Wisdom. Other Minds. Oxford, 1952; J.I. Austin. Philosophical Papers. Oxford, 1961.