Демократия И Правовое Государство. Идеи П.новгородцева - это...

Важную роль в концепции Новгородцева играют размышления о демократии и правовом государстве. Новгородцев справедливо считается одним из представителей философии либерализма и демократизма на русской почве. Однако следует заметить, что для Новгородцева философское учение о демократии имеет главной своей задачей анализ того кризиса, в котором демократия оказалась именно в XX в. Одна из его статей так и называется — "Демократия на распутье". Эта прекрасная работа прежде всего напоминает читателю о традициях анализа демократии, идущих еще от античности. В то же время подчеркивается, что новая политическая мысль должна была нарушить и нарушила простоту греческих определений, значительно усложнив их. Согласно Новгородцеву, древний мир знал только непосредственную демократию, в которой правит сам народ посредством народного собрания. Но времена непосредственного народоправства давным-давно прошли, хотя еще в новое время встречались мыслители, которые на него уповали. К их числу принадлежал, например, Руссо. Вместе с тем уже Руссо исходил из того, что народ может проявлять свою волю как непосредственно, так и через своих представителей. В XX в. демократическая идея должна принимать в расчет очень сложное устройство и раздробление общества. "Демократической идее одинаково противоречит, — писал Новгородцев, — всякое классовое господство, всякое противопоставление одних классов другим, все равно, какие бы это классы ни были, высшие или низшие. Классово-демократическая теория, какой ее пытались сделать социалисты, есть contradictio in adjecto". Вот почему реализацияидеи демократии на основе одной классово-определенной концепции, например марксизма, невозможна в принципе. Здесь всегда будет неразрешимое противоречие, ибо демократия тем и отличается от других политических систем, что она предоставляет возможность свободного участия в жизни государства всякой личности, независимо от ее классовой принадлежности. Демократия, отмечал Новгородцев, означает "возможно полную свободу личности, свободу ее исканий, свободу состязания мнений и систем. Демократия — возможно полное и свободное проявление жизненных сил, живая игра этих сил, простор для различных возможностей, открытость и широта для всяких проявлений творчества". Демократическая идея требует свободы для всех без исключения и лишь с теми ограничениями, которые вытекают из условий общения. Свобода — основание демократии. Наряду со стремлением к свободе демократию отличает стремление к равенству. "И к равенству они (демократические народы. — П.Н.), имеют страсть горячую, ненасытную, вечную, непобедимую, ибо хотят равенства в свободе, и если не могут его получить, они хотят его также и в рабстве. Они перенесут бедность, порабощение, варварство, но они не перенесут аристократии". Это слова Алексиса де Токвиля, которыми Новгородцев подкрепляет мысль о непобедимости стремления демократических государств к равенству и свободе. Но вместе с этим, вполне сочувственным, изображением демократии мы находим у Новгородцева и ее критику. "Первые провозвестники демократической идеи соединяли со своей проповедью чисто религиозное воодушевление. Для них демократия была своего рода религией". И вот получилось, что демократическа концепция приобрела форму политического фетишизма. Задача современной политической теории заключается, по Новгородцеву, в том, чтобы развенчать фетишистский, догматический образ демократии, показать, какими наивными и поверхностными порой бывают представления о демократическом обществе. Новое учение о демократии должно снять с нее "ореол чудесного, сверхъестественного", ввести ее в ряд "естественных политических явлений, в ряд других политических форм". Теория эта указывает на "чрезвычайную трудность осуществления демократической идеи и на чрезвычайную легкость ее искажений". В высшей степени актуальны слова Новгородцева: "Наивная и незрелая политическая мысль обыкновенно полагает, что стоит только свергнуть старый порядок и провозгласить свободу жизни, всеобщее избирательное право, учредительную власть народа, и демократия осуществится сама собой". На самом же деле, когда демократия претворяется в жизнь, она часто оказывается, смотря по обороту событий, то олигархией, то анархией. Анархическая подделка под демократию исключительно опасна и, к сожалению, широко распространена. Зрелость убеждений и действия народа — вот что очень важно для прочности демократии. Конечно, демократия есть самоуправление народа, но для того чтобы это самоуправление не стало пустой фикцией, народу нужно суметь создать зрелые, хорошо продуманные формы демократической организации. "Демократия невозможна, — отмечает Новгородцев, — без воспитания народа, без поднятия его нравственного уровня" и, не в последнюю очередь, без глубокого религиозного и нравственного народного чувства. При фактическом же осуществлении народовластия часто бывает так, что власть и сам народ берут на вооружение отнюдь не самые существенные признаки демократии. Демократия вообще не должна восприниматься, продолжает Новгородцев, с некоторым наивным политическим оптимизмом. Нельзя думать, что сама демократия есть нечто высшее и окончательное; "...демократия — не столько путь, сколько распутье, не достигнутая цель, а проходной пункт". Это "система открытых дверей и неопределенных возможностей", однако она может утомить людей и не удовлетворить их. Вкусив политической свободы, которая стоит на грани анархии, люди настолько устают от нее, что ожидают других, более авторитарных, более жестких форм правления. Неверно понимать Новгородцева так, будто он, критикуя недостатки и противоречия демократии, становится ее противником. Философ категорически расходится с марксизмом в оценке значения, возможностей, форм и перспектив демократии. О Марксе Новгородцев пишет: "Он отвергал демократию во имя нового порядка, освобожденного от колебаний свободы и поставленного на почву норм твердых и непреклонных, связей безусловных и всеобщих. Тут очевидно движение от демократического распутья, от духа критики и терпимости, от широты и неопределенности релятивизма к твердому пути социализма, к суровой догме, к абсолютно рациональной экономической организации". И пусть всегда есть за что критиковать демократическое реформирование общества, нужно объективно исследовать и его преимущества, и его противоречия. Это цель современной концепции социальной философии, философии права. Все в жизни противоречиво — противоречива и демократия. Но если постепенному и свободному, хотя и противоречивому, развитию противопоставляется революция, то Новгородцев решительно на стороне реформаторской демократии — при условии, что она опирается на религиозные и национальные святыни. Об это говорит одна из его работ, которая называется "Восстановление святынь". В ней Новгородцев отмечает, что бедность и оскудение демократических идей на российской почве в значительной степени проложили путь ложному народничеству, разожгли огонь, который, пророчествовал мыслитель, грозит поглотить Россию. "Те, кто этим целым не дорожил, те, для кого революция была все, а Россия ничто, те, для кого Россия была лишь костром для мирового пожара, совершенно последовательно настаивали на продолжении завоеваний революции...". Новгородцев был решительно настроен против революции. Он требовал отказаться от революционной психологии, от устремления все революционизировать и пересматривать. "Вначале стремились к народовластию, но достигли только безвластия". Произошло крушение народнических идей, которые были связаны с идеей бунта, "...сам по себе, в своей естественности и непосредственности, народ может быть и плох и хорош, и поэтому не надо самому народу поклоняться, а только идеалам и святыням его"22. Новгородцев ссылается также на слова Достоевского: народ "грешит и пакостится ежедневно, но в лучшие минуты, во Христовы минуты он никогда в правде не ошибется". Все прошлое свидетельствует, что в душе русского человека уживаются рядом и тоска по воле, и тоска по Богу, и вот "тоска по воле разрывает иногда все связи и законы божеские и человеческие, переходит все грани и меры и условные, и естественные". Тогда разражается революция. С точки зрения Новгородцева, народ, пережив кровавую бурю революции, должен пробудить свой дух, придти к тем своим святыням, которые связывают настоящее с прошлым, живущие поколения с давно ушедшими, и весь народ с Богом, как жребий, возложенный на народ, как талант, данный Богом народу. Это и есть главное, что завещал своему народу замечательный социальный философ России Новгородцев. Осознание и утверждение национального начала должно проходить не через революцию, не через подавление личности, не через веру в некий будто бы достижимый, но на самом деле так никогда и не реализуемый утопический идеал. Самое важное — личность в системе правового государства, в контексте глубокого нравственного религиозного переворота, ее права и обязанности. "Необходимо, — писал философ, — чтобы замолкли инстинкты революционных домогательств и проснулся дух жертвенной готовности служить общему и целому". "Нужно, чтобы все поняли, что не какие-то механические выборы, какие-либо внешние формы власти выведут наш народ из величайшей бездны его падения, а лишь новый поворот общего сознания". Этот завет выдающегося мыслителя России актуален и сегодня.