Бернар Клервоский - это...

БЕРНАР КЛЕРВОСКИЙ (Bernard de Clairvaux; 1091—1153) — французский католический теолог. Родился в знатной бургундской семье. В 1113 поступил в цистерцианский монастырь (аббатство Сито). В 1115 24-летний Б. К. основал аббатство Клерво и был посвящен в его аббаты известным мистиком — Вильгельмом из Шампо, основателем монастыря Сент-Виктора. В звании аббата Клерво прожил всю жизнь, отказавшись от восхождения по иерархии клира. Аскет.

Согласно анализу Л. П. Карсавина, с ранних пор вырабатывается в Б. К. сосредоточенная внутренняя жизнь, обесцветившая для него весь мир и позволявшая не замечать ничего внешнего: коня, на котором он совершал путь, Женевского озера, мимо которого он проходил. Тяжелый ручной труд, чтение религиозных книг, преимущественно Св. Писания (см. Библия), молитва, созерцание наполняют его время и содействуют расцвету рано обнаружившегося мистицизма. В 1118—1119 Клерво разрастается, начинает сам основывать новые монастыри, в то же время завязываются связи Б. К. с соседними клириками и сеньорами: его влияние распространяется и на другие монастыри ордена. Немалое значение для ордена и для его положения в Церкви имели письма и сочинения Б. К., оправдывающие и излагающие цистерцианский устав и образ жизни, превозносящие бедность и умерщвление плоти, отвергающие "Гиппократа ради Христа" и ставящие цистерцианцев на первое место в бенедиктинской семье. По мысли Б. К., среди орденов (он считал монастырское общежитие формой жизни более совершенной, чем пустынножительство) существует известная иерархия; но он не восстает против менее строгих, чем цистерцианская, форм монашества: они открывают "град прибежища", путь к спасению людям более слабым, для которых строгое соблюдение устава св. Бенедикта (см. Бенедикт Нурсийский) непосильно, а между тем вступление в монастырь равносильно "второму крещению". Этой точкой зрения руководствовался Б. К. в своем отношении и к другим религиозным орденам. Принимая участие в полемике цистерцианцев с клюнийцами, он, не отрицая клюнизма, высказывается против отступлений последнего от устава св. Бенедикта, против тонких яств и "еды до рвоты", против "обнаруживающих слабость духа женских одежд", роскоши убранства церквей — "культа идолов" и т. д. Не менее беспощадно осуждает Б. К. "мастерскую Вулкана и синагогу Сатаны" — обмирщенное Сен-Дени и его аббата Сугерия. Живое участие принимал Б. К. и в реформе других структур института монашества, нередко обращаясь к содействию папы. Всюду Б. К. стремился насадить институты канониката как форму более совершенной жизни клира; от клира требуется отказ от мирских наслаждений, от "драгоценных одежд", возвращение или приближение к идеалу апостольских времен, целомудрие, любовь и смирение; Б. К. порицает и поучает епископов, напоминая им, что "справедливость не исчезла из мира так же, как из их сердца". Ревниво следя за епископскими выборами и охраняя свободу их от светской власти, Б. К. неоднократно добивается их отмены в случае несоблюдения канонических предписаний или непригодности, по его мнению, кандидата. К вмешательству в церковные и государственные дела Б. К. толкала его популярность; "считая все церковные дела своими", он вмешивался во все, навлекая на себя недовольство власти и клира, упреки пап, указывавших ему, что "у монаха нет ничего общего с соборами и королевским двором". Объезжая южную Францию, Б. К. борется с еретиками, стремится разоблачать их в своих сочинениях, возводя на них непроверенные обвинения, ставя под сомнение их нравственность, настойчиво указывая на ожидающий их костер и на обязанность светской власти их преследовать, как и неверных: "Лучше их убивать, чем допускать, чтобы меч висел над головою праведных". Одно из первых мест занимает Б. К. в борьбе со схизмой, выдвинувшей в 1130 двух пап. На Соборе в Этамне при его содействии Французская Церковь принимает сторону Иннокентия II; Б. К. всеми мерами ведет борьбу с противниками Иннокентия во Франции и Италии, частью по поручению папы, частью по собственной инициативе. В событиях этой эпохи, церковных и политических, Б. К. часто является влиятельным деятелем, указывающим всем, "на чьей стороне Католическая Церковь". Его влияние еще более увеличивается, когда на папский престол (1145) вступает монах из Клерво Евгений III: "Говорят, что папа не Вы, а я", — пишет ему сам Б. К. Не меньшее участие принял Б. К. в борьбе с П. Абеляром. Осуждение последнего на Санском Соборе (1140) в значительной степени было обусловлено не всегда безупречной, но энергичной деятельностью Б. К. и давлением его на папу. Не отступая перед инсинуациями, Б. К. приложил все усилия к подавлению "оруженосца" Абеляра Арнольда Брешианского и добился осуждения доктрины Жильбера на Реймском Соборе (1148), несмотря на сопротивление коллегии кардиналов. Часто недовольные им папы должны были считаться с ним и возлагать на него самые ответственные поручения. Он более чем кто-либо содействовал организации 2-го Крестового похода, вопреки намерениям папы вовлекши в него и императора. Неуспех предприятия только временно поколебал славу Б. К. Во Франции он являлся главным орудием Рима и защитником интересов Церкви, не раз приходя в столкновение с королевской властью, вмешиваясь в борьбу короля с епископами и даже в семейные дела короля. Самосознание Б. К. лучше всего характеризуется тем, что он написал особый трактат, долженствовавший служить руководством самому папе. Б. К. стремится приблизить жизнь первосвященника и его двора к монашеской строгости, требуя от самого папы исключительных качеств, которыми оправдывалось бы его положение в Церкви как "епископа епископов", "Петра властью и Христа помазанием". В противоположность Арнольду Брешианскому Б. К. не отказывает папе в "мирском мече": оба (и мирской, и духовный) в руках у него. Но действовать папа должен не мечом, а словом: "Конечно, твой и мирской меч; его должно обнажать по твоему мановению, хотя и не твоей рукой. Оба меча принадлежат Церкви... Но один вынимается из ножен за Церковь, другой — Церковью, один — священнической, другой — воинской рукой, но, конечно, по мановению святителя и приказу императора". Не выясняя, как должен действовать папа в случае неизбежных конфликтов со светской властью, Б. К. только незначительно видоизменяет традиционную точку зрения, смягчая приватными пожеланиями обремененность папства мирскими делами.

В мистических своих сочинениях, особенно в толковании Песни Песней, Б. К. обнаруживает мягкость и любовность, уживающуюся с дипломатическим искусством и с близкой к жестокости борьбой с врагами Церкви. Выше всего для него любовь к Богу, низшей ступенью которой является любовь к Христу-человеку, "к младенцу, желанному младенцам", — любовь, достигаемая сосредоточенным размышлением над воплощением Спасителя, Его жизнью и смертью — "знанием о распятом Иисусе". Кто исполнен этой любовью, того трогает и волнует все, имеющее отношение к воплотившемуся Слову. Желание даровать человеку эту любовь — одна из главных причин воплощения Иисуса Христа. Через любовь к Богу-человеку человек восходит к духовной любви к Богу, к мистическому браку души со Словом, когда все у них становится общим, как у супругов, и душа решается произнести "дерзкие слова": "Возлюбленный мой принадлежит мне и я ему..." (Песн П 2:16). В брачном их чертоге "спокойный Бог успокаивает все", душа переживает экстазы, временами "в своем бдительном сне", созерцая Божество и наполняясь любовью. "Сладость Слова ее удерживает, но ее призывают нужды ближних" — и по повелению Слова она расстается с Ним на время для мира, "где живет не для себя, а для всех". Христос для Б. К. — не только образец смирения, призывающий к подражанию Себе "до крестной смерти", но главным образом пример и Учитель любви к Нему "ради Него самого" и к людям. А так как Он далек от людей, то между ними и Им находится ряд посредников, прежде всего особенно чтимая Б. К. Божия Матерь, с которой легенда связала его имя, несмотря на отрицательное отношение его к идее Непорочного зачатия. "Без боязни прибегайте к вашему посреднику, к Иисусу, посреднику по-преимуществу, которому всегда внимает Его Отец. А если вас страшит Божественное величие, прибегайте к Марии". Еще более близкими к человеку посредниками, по мысли Б. К., выступают святые.

Как утверждал Б. К., "одному Господу и честь и слава, но ни та, ни другая не будет угодна Господу, не приправленная медом любви. Любовь сама себе довлеет, сама по себе угодна и ради самой себя. В ней самой ее заслуга, она сама себе служит наградой. Любовь не ищет вне себя самой своей причины, не ищет для себя и плода, ее польза в самом ее проявлении. Я люблю, потому что люблю; я люблю для того, чтобы любить. Великое дело — любовь".