Баур - это...

БАУР (Baur) Фердинанд Христиан (1792—1860) — немецкий церковный протестантский историк, глава новотюбингенской школы. Происходил из семьи пастора и образование получил в Тюбингенском университете. В 1817 Б. принял место преподавателя в семинарии в Блаубейрене, в которой и сам раньше учился. Здесь он пробыл девять лет и сохранил на всю жизнь наилучшие воспоминания об этой службе. Он издал тогда первую свою крупную работу "Символика и мифология, или Естественная религия древности" (1824—1825, 2 части в 3 т.).

Согласно изложению И. Д. Андреева, данное сочинение дало Б. имя и открыло дорогу к кафедре. В 1826 он получает профессуру при необычных условиях. Богословский факультет Тюбингена внес имя Б. в число кандидатов, но сомневался в ортодоксальности его воззрений. В этот момент выступила группа студентов (124 человека) и внесла в факультет петицию за Б. Министерство также находило назначение его желательным. Б. вступил на кафедру, приветствуемый, прежде всего, своими учениками по Блаубейрену, в числе которых находился и будущий автор "Жизни Иисуса" Д. Штраус. Девять лет предварительной работы в провинции дали возможность Б. выступить на кафедре научно вполне сформировавшимся и сразу овладеть аудиторией. Его манера изложения не могла не пленять молодежь. "История без философии для меня всегда останется мертвой и немой", — заявил он уже в первой работе и философски освещал все свои исторические изыскания. В сфере философии Б. сначала стоял на точке зрения Ф. Э. Д. Шлейермахера, но затем быстро высвободился из-под этого влияния и незаметно перешел на сторону Г. В. Ф. Гегеля. Воздействие Гегеля было для него в высшей степени благотворно. Способность господствовать над материалом, отличавшая его и ранее, получила новое питание и поддержку. Наиболее ярко это сказалось в его работах по истории догмы и канона. В общем плане размышления Б. получили подтверждение в последующих работах. Исследования по истории догматов неизбежно привели Б. к изучению новозаветного канона как источника этой истории. Чтения о Посланиях к Коринфянам дали ему возможность вскрыть разделения среди первых христиан, которые раньше не обращали на себя внимания исследователей. Вместо гармонии и единства в глаза бросались распри и пререкания. В 1835 вышло исследование Б. о т. н. пастырских посланиях, отвергавшее принадлежность всех их ап. Павлу. В 1835 появилась "Жизнь Иисуса" Штрауса. Результаты совместных изысканий новой школы в области канона были поразительны: подлинными были признаны только четыре Послания Павла — к Галатам, к Римлянам и два к Коринфянам. Такие выводы не могли нравиться. А тут еще наступил 1848, когда у ряда лиц появилось желание перевести теоретические воззрения школы в область практических церковных отношений. Сторонники новотюбингенской школы очутились в неразрешимом конфликте со средой и с самими собой. Некоторые пасторы стали покидать свои места. Правительства германских государств опасались давать тюбингенцам соответствующие кафедры. Вследствие этого талантливейший ученик Б. — Э. Целлер — переменил специальность и перешел на историю философии. Последний период своей профессорской деятельности Б. посвятил разработке истории Христианской Церкви на всем ее протяжении. Этот громадный курс был предварен выпуском сопряженного с ним труда "Эпоха церковной историографии" (1852), где Б. как бы хочет нащупать новую почву для исследовательской работы путем переосмысления предшествовавших ему опытов. В этом курсе Б. развертывает все богатство идей, воплощенных в его самых ранних работах. Особый интерес имеют первые два тома, из которых один содержит историю первых трех веков нашей эры, а второй — историю с 4 до 6 в. Здесь Б. дает свои самые ценные и оригинальные обобщения и наблюдения. Историю Церкви, по Б., делает встреча и борьба противоположных направлений. Протест против утвердившихся установлений, отрицание существующего порядка возбуждает движение и жизнь. Столкновение противоположностей рождает высшие формы жизни и развития. Согласно Б., христианство явилось в мир в простой форме нравственного учения. Оно сохраняло печать своего происхождения из иудаизма и отличалось от него только верой в Иисуса как Мессию (см.; см. также Машиах) и в Его воскресение. Во главе начальной общины стали Петр, Иаков и Иоанн. В таком виде движение не могло принять крупных размеров. Но вот возникает другая разновидность верующих во Христа. Ее первым представителем выступает дьякон Стефан, за которым следует Павел. Павел сформулировал положение, что человек оправдывается не делами Закона, а "верой в Распятого" и что язычники поэтому наследуют спасение вместе с верующими из иудеев. Языческие массы приняли его проповедь. Так явились "евангелие обрезания" и "евангелие свободы", петринизм и паулинизм. Эти направления вступили в жестокую борьбу. Паулинизм представлен в литературе Посланиями Павла к Римлянам, Коринфянам и Галатам, а петринизм — Апокалипсисом. Борьба этих направлений, достигнув наивысшего напряжения, пошла на убыль и закончилась выравниванием крайностей. Петринизм сделал ту уступку паулинизму, что отказался от обязательности обрядового закона для язычников, а паулинизм наряду с верой как условием спасения признал и дела. Это примирительное, среднее течение нашло свое литературное выражение, по мысли Б., в книге Деяний Апостолов (см. Новый Завет). С точки зрения Б., погасив внутренние распри, христианство во 2 в. вступает в новую фазу столкновения противоположных течений. Основное направление в Церкви встречает врагов в гностицизме и монтанизме. Гностицизм представлял собой синкретическое движение, которое пыталось втянуть в себя и христианство на равных правах с другими философемами и мифологемами. Новой религии грозила опасность обезличения. Монтанизм же ставил христианство в прямую противоположность миру, хотел изолировать его от всяких отношений к жизни. Он видел в Церкви замкнутую общину, ожидающую конца вселенной, и тем пресекал ее всеобщее распространение. В борьбе с гностицизмом, утверждал Б., Церковь пошла разнообразными путями. В удовлетворение спроса на философское толкование новой религии, дававшего жизнь гностицизму, она выдвигает богословие Климента и Оригена, которое делает значительные уступки гностическому движению. Но это богословие, ослабляя позицию гностицизма, не могло сломить его. Поэтому Церковь развивает учение о Св. Предании. Истинной является только та Церковь, которая живет в общении с учением Христа, апостолов и церквей апостольских. Необходимость опираться на предание выдвинула вперед лиц, которые являлись его хранителями. Так, во 2 в. сформировался монархический епископат. Борьба с монтанизмом наделила его новыми полномочиями. Монтанизм хотел видеть в Церкви царство святых и запирал двери в нее большинству, потому что люди не могут не грешить. Церковь открыла двери, потому что усвоила учение, что она имеет право прощать грехи, и вручила это право епископату. Та же борьба противоположностей, по Б., движет историю догмы. В середине 2 в. представления о лице Христа принимают форму, какую они имеют в четвертом Евангелии — от Иоанна. Такие представления таили в себе крайние воззрения, которые скоро и выступают на сцену. Логос в Евангелии от Иоанна является тождественным с Отцом; при этом Он представляется самостоятельной личностью и отличается от Отца. Во 2—3 вв. Церковь выдвигала лиц, из которых одни подчеркивали первый момент, а другие — второй. Так появились "монархиане". Направление, им противоположное, нашло свое крайнее выражение в арианстве (см. Ариане). Никейское богословие, по Б., дало примирение крайностям. Протестантская богословская наука вправе гордиться именем Б. По мысли современников, импонирующая ученость, смелая критика, поразительный дар систематизации и неустанная работоспособность сочетались, чтобы создать непреходящее значение Б. "Наука, — говорил один из его учеников, — была собственным, истинным культом Б.; он служил ей с самоотверженною преданностью, почти с беспримерным самопожертвованием сил духовных и телесных". Один из оппонентов Б. был вынужден, в конце концов, дать о нем такой восторженный отзыв: "Отличительная особенность, составляющая самую характеристическую черту его истории, — это одухотворенность, выспренность его научно-исторических представлений. Под этим следует разуметь никогда не покидающее Б. стремление входить во внутренний смысл событий, им исследуемых, — стремление, так сказать, разрешать факт в идею и давать найденной идее такое или другое, но строго определенное место в общей гармонии целого труда. Такого свойства нельзя в подобной полноте найти не только у более давних церковных историков, но и у историков более новых и замечательных. Такого господства над материалом, какое видим у Б., нет даже у "отца новейшей церковной истории" Неандера, потому что его преимущественное тяготение к характеристике отдельных личностей, если и не низводит целостности его труда к биографическим очеркам, во всяком случае, много мешает прямому раскрытию проводимых им идей. Напротив, Б. в своей истории ведет дело раскрытия исторического развития Церкви с таким искусством, что не остается ни одной важной стороны церковной истории, которая не вошла бы так или иначе в его систему как звено, нужное для гармонии целого, причем движущие принципы указываются не в характере отдельных личностей, но в совокупности исторических данных в их целом" (проф. А. П. Лебедев). Б. наряду с колоссальным литературным наследием оставил целую плеяду блестящих учеников — это Штраус, Э. Целлер, К. Планк, О. Пфлейдерер и др.